Владимир Гриньков - Санитар

– Спасибо, – сказал Паша. – Вы меня очень выручили.

Он сначала хотел на заднее сиденье сесть, но потом передумал – садиться впереди надо, больше простора для действий. Ударить ножом в грудь, он и не пикнет.

Паша сел в машину, хлопнул дверцей. Нож опять упирался ему в ногу.

– А кроме "Примы", что еще у вас идет? – поинтересовался Охлопков, заводя двигатель.

– "Мальборо", – ответил коротко Паша.

– "Мальборо"? – подивился Охлопков. – Ну надо же.

От него все так же пахло туалетной водой, как там, возле лоточника, и это было нехорошо и унизительно – Паша из-за этого запаха слишком явственно вспоминал свое унижение.

Они не успели еще отъехать, как вдруг выбежал из дверей Никифоров, крикнул:

– Евгений Иванович! Вам Подбельский звонит!

Паша увидел, как поморщился Охлопков.

– Скажи ему, что я уехал.

Никифоров кивнул и скрылся за дверью. Он видел, конечно, что Паша сел к Охлопкову в машину. И тем самым продлил Охлопкову жизнь. Все сорвалось, сегодня не получится ничего. Паша вздохнул. Нож упирался ему в ногу.

– А продукты идут?

– А? – встрепенулся Паша.

– Продукты у вас идут хорошо? Или вы ими не занимаетесь?

– Не занимаемся.

– Интересная вещь, – сказал Охлопков. – Есть прямо-таки мертвые точки, где какие-то товары не идут совершенно. Брать будут, если только их бесплатно раздавать.

– Да, – подтвердил Паша. – Так бывает.

Запах туалетной воды становился совсем уж невыносимым. Паша приопустил стекло.

– Жарко? – спросил Охлопков.

– Да, жарко.

– Когда самая жара начнется – придется бросить все и удирать отсюда.

– "Ага, – подумал Паша. – На Канары. Один уже отправился".

– Вы на Канарах были когда-нибудь? – спросил неожиданно для самого себя.

– Нет. Не доехал еще, – засмеялся Охлопков.

Ну что ж, Самсонову будет неплохая пара. Вместе отдохнут.

– Вам где возле цементного?

– Я сейчас выхожу. Вон там, за остановкой, остановите, пожалуйста.

Охлопков затормозил. Паша открыл дверцу машины:

– Кстати, если не секрет, – какой вы водой пользуетесь?

– "Месье N".

– Французская?

– Чистая Франция.

– Надо будет запомнить! Всего хорошего, – сказал Паша.

– До встречи.

Охлопков махнул рукой на прощание и тронул автомобиль с места. Он не знал, что ему даровано право прожить еще кусочек жизни.

– Готовься, трезвенник, – сказал Дегтярев.

– К чему? – поинтересовался Паша.

– День рождения у меня.

– Когда?

– Двадцать второго.

– Я приглашен?

– Естественно. Но чтоб без фокусов – водку пить.

– Не люблю я водку.

– Она расслабляет, Паша. Дает возможность забыть о мерзостях жизни.

– Я не хочу о них забывать. Я от жизни не прячусь. Принимаю ее такой, какая она есть.

– Она мерзкая.

– Она такая, какая есть, – повторил упрямо Паша. – Ее не надо бояться. И никого не надо бояться.

– Ты честен и смел, – усмехнулся Дегтярев.

– Да! – вскинулся Паша. – Да! Да! Да!

– И прожить свою жизнь хочешь так, "чтобы не было мучительно больно…"

– Да!!

Казалось, Паша сейчас бросится на Дегтярева. Дегтярев вздохнул и на всякий случай ушел за стеллажи.

– Однако при всей своей честности ты с женой лихо разобрался, – сказал он оттуда.

– А как я с ней разобрался? – спросил Паша, непроизвольно сжимая кулаки.

Дегтярев этого не видел и поэтому ответил спокойно, даже с издевкой:

– При разводе себе квартиру отхватил – ее квартира была-то, Светкина.

– Ей мама с папой еще одну купят, – сказал Паша зло. – Наворуют денег и купят.

– Они не воры, они – честные труженики.

– Честные труженики икру ложками не жрут. И две машины на семью честные труженики не могут иметь.

– А сколько могут, Паша?

– Одну.

– Это ты так решил?

– Я.

– А кто ты такой?

– Я – Павел Барсуков.

– И имеешь право?

– И имею право.

Дегтярев вышел наконец из-за стеллажей, руки держал в карманах и вообще вид имел праздный.

– Это у тебя от зависти, Паша.

– Я не завидую никому.

– "Не завидуем никому! С нами вождь, товарищ Ким Ир Сен!".

– Это что?

– Любимая песня северокорейских трудящихся.

– Пошел ты к черту! – поморщился Паша и стал собираться.

– Тебя подождать?

– Жди, если хочешь, – буркнул Паша.

Он не любил таких разговоров, которые случались у них с Дегтяревым частенько.

До троллейбусной остановки шли молча, и когда в троллейбус вошли – тоже не разговаривали. Дегтярев не выдержал первый, сказал примирительно: