Владимир Гриньков - Помеченный смертью

– Я-то вам зачем? – спросил Бородин.

– Мы тебя ему покажем. Пусть опознает.

– Меня?

– Кого же еще? Его на тебя выводили, он тебя должен знать.

Опять вздохнул.

– Сейчас он, правда, ни черта не знает.

– Почему?

– Потому что он Ползунов. Рэкетир-убийца. И не знает ни Бородина, ни Григорьева, ни Даруева – начальника своего по линии гэбэ.

– Так это все правда – про память? То, что доктор Морозов рассказывал.

– Похоже, что да. Что-то с этим Ползуновым-Рябовым случилось. После аварии, о которой рассказывал гэбист. Мозги у него теперь набекрень, ничего из прежней жизни не помнит.

– Что теперь делать?

– Не знаю. Морозов над ним колдует сейчас…

– Морозов? – удивился Бородин.

– Да, мы его попросили помочь. Никто больше этого сделать не сможет. Он да еще один врач был, но того Ползунов убил, и больше мы никого не знаем, кто был бы спец по этим делам. Морозов пытался Ползунова в Рябова обратно превратить.

Виталий Борисович сейчас выглядел сумрачным, это дело его, похоже, очень тяготило.

– Как сделка? – спросил он неожиданно.

– А? – вскинулся Бородин.

– Сделка, спрашиваю, как.

– Какая сделка?

Виталий Борисович повернул голову и посмотрел на собеседника почти насмешливо.

– Я про ракетные комплексы спрашиваю.

– А, вот вы о чем, – произнес Бородин, деревенея. – Ничего, нормально все.

– Она у тебя, наверное, первой и последней была, – сказал Виталий Борисович то ли утвердительно, то ли вопросительно.

– Почему?

Неспроста был затеян разговор. Бородин это понял и внутренне сжался.

– А потому, Андрей, что желающих слишком много. Оттеснят.

– И на эту сделку желающих было много. Не оттеснили же.

– Потому что Григорьев тебя прикрывал.

Все они знали. Бородин отвернулся к окну, чтобы собеседник не видел его лица. А Виталий Борисович на него и не смотрел, следил за дорогой.

– Больше тебя к этим комплексам не подпустят, Андрей, – произнес вроде бы задумчиво. – Жалко, конечно. У тебя уже связи наработаны, покупателей ты знаешь. Мог бы качать и качать деньги.

Бородин заиграл желваками.

– Может, тебе под крыло к кому-нибудь пойти? На Григорьеве свет клином не сошелся.

Бородин обернулся. Уже начал догадываться, о чем пойдет речь, но не решился ни спросить о чем-либо, ни поторопить.

– Есть люди, Андрей, которые могли бы помочь.

– И вы их знаете?

– Знаю, – ответил Виталий Борисович и спокойно посмотрел в глаза собеседнику.

Это было, конечно, деловое предложение.

– Здесь люди нужны не простые, – напомнил Бородин. – Эти комплексы, С-300, – вещь серьезная. На самых верхах все решается.

– Естественно, – по-прежнему спокойно подтвердил Виталий Борисович. – У вас мог бы быть общий интерес. Они могут помочь с лицензией на продажу, а ты обеспечишь сбыт.

– На каких условиях возможно сотрудничество?

– Это не со мной будешь обсуждать. Мне нужно твое принципиальное согласие.

– Да.

– Это твой ответ?

– Это мой ответ.

Виталий Борисович кивнул, давая понять, что и рассчитывал увидеть перед собой разумного человека.

– Вот и займемся этим, Андрей, очень скоро. Вернешься из Лондона…

– Из какого Лондона! – горько сказал Бородин. – У меня в ОВИРе загранпаспорт забрали, не объясняя причин.

– Ах да, паспорт! – вдруг вспомнил Виталий Борисович и извлек книжицу из внутреннего кармана пиджака. – Держи.

Бородин открыл паспорт и увидел свою фотографию.

Так это они его паспорта лишили, чтобы не убежал и еще – чтобы был покладист. С самого начала его вели, на него рассчитывали, виды имели и своего добились. Как сложно все! Будто идешь по темной комнате наугад и не знаешь, на что наткнешься в следующий миг.

Это была обычная многоэтажка в Строгино. Вошли в первый подъезд, поднялись лифтом на четвертый этаж. Виталий Борисович позвонил в одну из дверей, и им с небольшой задержкой открыли. Это был Хатыгов. Он отступил на шаг, освобождая дорогу, Виталий Борисович шагнул первым, спросив на ходу: «Что новенького?» – на что Хатыгов пожал плечами и махнул рукой куда-то в глубину квартиры – сами, мол, полюбуйтесь.

Прошли через холл, в котором скучал, привалившись к стене, автоматчик. Виталий Борисович толкнул дверь, и им открылась комната. Справа, у окна, стоял Морозов, он повернул голову, когда открылась дверь, и скрестил руки на груди, и еще один человек был в комнате, он сидел на диване и тоже обернулся к вошедшим, и Бородин, словно наткнувшись на этот взгляд, остановился на пороге. Он вдруг понял, что вот этот молодой человек и есть тот самый парень, который, его, Бородина, должен был убить, и от этой мысли у него нехорошо сжалось сердце.