Владимир Гриньков - Помеченный смертью

– Настругаем, – сказал Ползунов, – Не боись.

Полину он решил пока не трогать. Сказанное ею не укладывалось в голове, и он решил повременить, пока сам не разберется, что к чему.

На рассвете их подобрал идущий со стороны Москвы грузовик. Когда садились в машину, Полина забралась в кабину первой, а уж следом за ней Ползунов. Специально так сделали, чтобы изуродованное шрамами лицо Ползунова не испугало водителя.

– Далеко едем? – спросил шофер, не отрывая взгляда от дороги.

– Далеко, – коротко ответила Полина.

– Страна большая, чего же не поездить, – согласился шофер, обернулся, вдруг увидел лицо Ползунова и больше уже ни о чем не спрашивал.

Отъехали на сто километров от Москвы, распрощались с мрачно-молчаливым шофером, вышли к железнодорожной станции. Поезда здесь останавливались на минуту или две, билетов в кассе не было, да и денег на эти билеты – тоже, и Полина уже было загрустила, но Ползунов, побродив по пыльному привокзальному скверику, вдруг сказал:

– Не боись! Уедем!

– А билеты?

– Без билетов сядем. А там расплатимся с проводником как-нибудь.

– Чем же ты расплатишься? – удивилась Полина.

– Да хоть тобой, – засмеялся Ползунов.

Полина на него обиделась, но его это нисколько не тронуло, он жестко и грубо взял ее за локоть и повел на платформу. Поезд пришел через четверть часа. Ползунов выбрал проводника попьянее, подтолкнул Полину вперед и шепнул ей в спину:

– До Свердловска просись.

Сам держался незаметно, старательно отворачивая лицо. Порезы на его лице были зашиты грубыми зелеными нитками, концы которых некрасиво торчали прямо из кожи. Вид Ползунов имел очень отталкивающий.

Полина спросила у проводника:

– До Свердловска возьмете? Нас двое.

– Да хоть пятеро, – пьяно улыбнулся проводник. – Не возьму до Свердловска.

– Почему?

– А его нету.

Ползунов решил, что проводник куражится, хотел уже выступить из-за Полины, но проводник, на свое счастье, внес ясность:

– Нету, говорю, Свердловска. Екатеринбург он теперь.

– Так возьмете? – с проснувшейся надеждой спросила Полина.

– До Екатеринбурга возьму. А деньги есть?

– Есть, – сказал из своего укрытия Ползунов и первым юркнул в вагон.

Место они себе нашли небойкое, их соседом оказался сухой и невысокий старик, больше никого в купе не было.

– Здравствуй, батя, – сказал Ползунов. – Далеко едем?

И по-хозяйски расположился на полке.

– До Свердловска.

– А что за фуфло там проводник толкал? – вспомнил Ползунов. – Что нет Свердловска.

Полина незаметно сжала его руку и сказала, с улыбкой глядя в лицо старику:

– Переименовывают города, а кому от этого легче?

Ползунов понял, что темы этой касаться не надо, и вообще лучше было бы помолчать, и затих.

Состав тронулся. Через десять минут в купе заглянул проводник. Сказал:

– Ну что, будем расплачиваться? – и пьяно подмигнул Полине.

Она нахмурилась и отвернулась.

– Пойдем, побазарим, командир, – сказал Ползунов и вытолкал проводника в коридор.

Полина вся превратилась в слух, но слов было не разобрать, одно лишь неясное бормотание Ползунова. Он вернулся скоро один, без проводника.

– Что? – спросила Полина.

– Ничего.

Их попутчик смотрел в окно. Станция осталась позади, тянулась лесопосадка, в частых разрывах которой открывалась мутная синь летнего неба.

– Как звать-то, сосед? – спросил Ползунов.

Старик обернулся:

– Михаил Никифорович.

– Может, в картишки перекинемся, Никифорович?

Старик с готовностью извлек из холщовой сумки старую засаленную колоду. Ползунов принял карты, перетасовал их с беспечным видом.

– В «дурачка»? – предложил.

– В «дурачка».

– На интерес.

Никифорович замялся.

– Чтоб не скучно, – сказал ему Ползунов. – По трешке, а?

– По трешке? – нахмурился, не понимая Никифорович.

– По три рубля.

– По три тысячи! – поспешно подключилась к разговору Полина и наступила на ногу Ползунову.

Он недоуменно посмотрел на свою спутницу, но Полина ответила ему таким красноречивым взглядом, что Ползунов лишь вздохнул и отвел глаза.

– Ну давай! – решил старик.

Ползунов быстро и ловко разбросал карты – на двоих.

– А жена твоя? – спросил Никифорович.

– Баб до карт допускать нельзя, – осклабился Ползунов. – У них мозгов, что у курицы.

Он будто бы улыбался, но из-за свежезашитых шрамов лицо было неприятное и сама улыбка казалась жуткой гримасой. Никифорович извлек из кармана нетолстую пачку денег, отсчитал три тысячные купюры, положил на кон. Полина вовремя прижала ногу своего спутника, Ползунов смотрел на деньги, не мигая, и было видно, что он растерян.