Чингиз Абдуллаев - Уйти и не вернуться

Бой шел уже полчаса, и наступавшие потеряли более ста человек убитыми и ранеными. Только тогда они наконец отказались штурмовать эти холмы и, установив сразу несколько минометов, начали методичный обстрел ближайших холмов. Но было уже поздно. Внезапно по их отряду ударили сразу несколько гранатометчиков. Затем еще один дружный залп – и противник дрогнул. Взрывы гранат слышались повсюду. Особенно удачным было попадание в кучу лошадей, когда испуганные кони начали разбегаться во все стороны, усиливая и без того царившую неразбериху. Воодушевленные бойцы народной армии, несмотря на явное превосходство противника в живой силе, так увлеклись, что даже перешли в атаку, и сержанту с трудом удалось остановить свой маленький отряд.

В общей сложности в этом сражении у Кохсана противник потерял более двух сотен своих людей. Остальные трусливо бежали, уже не преследуемые никем. Асанов, встревоженный молчанием второго пулемета при отступлении противника, лично поднялся на холм и с горечью обнаружил погибшего Игоря, разорванного прямым попаданием вражеской мины.

А еще через три часа к городу подошли наконец посланные сюда моторизованные части советских войск. Если не считать убитого капитана, Асанову и его людям удалось одержать действительно впечатляющую победу. Был разгромлен мобильный отряд моджахедов, насчитывающий пятьсот сабель. При этом потери составляли пять человек убитыми и семнадцать ранеными. Но среди убитых был капитан Игорь Рудницкий, и это делало саму победу горькой и тяжелой.

Собравшиеся на площади люди видели, как грузили в БМП тело погибшего офицера. Многие из женщин понимали, что убитый, по существу, спас их от надругательства и расправы моджахедов. Но Восток имеет свои обычаи и свои традиции. К убитому не подошел ни один человек.

Никто не сказал ни единого слова. Только молча провожали убитого «шурави». Тело капитана Игоря Рудницкого было отправлено на родину, в Москву. По обычаю, гроб был доставлен закрытым, дабы мать или другие близкие не могли увидеть разорванных внутренностей капитана.

Позже в Афганистан приехал отец Игоря. Разыскав Асанова, он попросил рассказать того о последнем бое своего сына. Акбар честно рассказал все, не утаив ни единой подробности.

Генерал слушал молча, с опухшим, осунувшимся лицом. Но в его глазах, тяжелых и печальных, Асанов все-таки заметил гордость. В офицерской, потомственной семье военных считали за честь умереть за родину, выполняя свой долг. Тяжелое, страшное горе отца могло хоть как-то смягчить лишь то обстоятельство, что его сын умер как настоящий офицер, как герой.

Спустя два месяца был опубликован Указ о присвоении званий Героев Советского Союза майору Асанову и капитану Рудницкому (посмертно). Много лет спустя, слушая иногда рассуждения никогда не бывавших на войне демагогов, называвших павших ребят в Афганистане оккупантами и интервентами, Асанов вспоминал глаза генерала Рудницкого. Его боль и его гордость за сына. И понимал, что никто в целом мире не сможет ему доказать, что честное выполнение своего воинского долга – всего лишь участие в преступной авантюре, а смерть офицера на поле брани – досадная случайность оккупационной политики неразумного командования. Для него все павшие в Афганистане оставались героями. Независимо от причин, втянувших страну в эту войну. Навечно.

Чон Дин, заметив направленное на него дуло винтовки, даже не вздрогнул. Он просто спокойно повернулся к ее обладателю и спросил:

– Кто ты?

– А ты кто? – почти закричал тщедушный мужчина, потрясая винтовкой.

– Я ищу Али-Рахмана, – Чон Дин видел, в каком состоянии находится разговаривавший с ним, и старался говорить как можно спокойнее.

– Он покинул этот мир еще три дня назад, – волнуясь, произнес обладатель винтовки, – я его брат. Умирая, он предупредил меня о госте из Индии. Но больше он ничего сказать не успел. И теперь я не знаю, кто ты – друг или враг.

– Как умер достопочтимый Али-Рахман, да смилуется Аллах над ним, да даст ему успокоение?

– Лихорадка, – коротко ответил мужчина, – у нас в городе опять эта проклятая болезнь.

Чон Дин знал, что лихорадкой они называют обыкновенную малярию, против которой у горцев не было ни иммунитета, ни необходимых лекарств.

– Он должен был передать мне пакет от моего дяди, – Чон Дин понимал, что тактику нужно менять на ходу. Иначе можно просто не выйти из этой лавки.