Александр Жиров - Черный амулет

Кофи решил, что неприлично долее уклоняться от разговора, и спросил:

— Что же с ним произошло, дядя Сергей?

Это обращение из уст негра, этот легкий акцент произвели на старого знатока Африки неожиданно сильное впечатление. Бывший вояка умилился. Никогда еще черные люди не называли его «дядей Сергеем».

— Ничего особенного. Просто тигр сквозь прутья решетки умудрился лапу просунуть. А этот кадр стоял спиной к клетке. И ничего не видел. Грубо нарушил технику безопасности. Во всех инструкциях записано, что к клеткам с хищниками спиной поворачиваться запрещено. Вот и поплатился… Техника безопасности разработана с тем, чтобы подчиняться ее требованиям, безусловно, по всем пунктам, всегда… Ну что, хлопчик, не передумал зверюшек кормить?

— Нет, — глядя Иванову в глаза, заявил Кофи Догме.

— Вот и добро, — констатировал бывший прапорщик и наполнил рюмки в третий раз. — За здоровье стариков Кондратьевых!

Произведя процедуру чоканья, они выпили. Посетители поднялись из-за стола.

— Спасибо вам, дядя Сергей! — сказал Борис. — Мы пойдем.

— Когда мне прийти с Борькиным паспортом? — спросил молодой вождь.

Иванов посмотрел на часы.

— Сегодня уже поздно. Я скоро домой поеду. Давай завтра. К девяти. Там и определимся, какой у тебя будет график. Халат тебе выдадут. Как и что делать — объяснят. Тебе, африканцу, с диким зверьем легче будет, чем нам, русским. Ты это зверье в натуре видал, — добродушно пошутил Сергей Михайлович и добавил: — Особенно тепло тебя наши обезьяны встретят.

Кофи Догме мгновенно опустил голову, чтобы никто не увидел пронзительных молний, которые вылетели у него из глаз.

В дверь постучали. Кофи узнал бы этот стук из тысячи. Так стучала только Она. Катя Кондратьева. Он оторвался от толстенного тома «Процессы и аппараты химической технологии». Пошел открывать.

— Привет, — сказала Катя и вошла.

Кофи нежно обнял ее и прошептал:

— Ты самая красивая женщина, которая заходит в общежитие иностранных студентов. Африканцы и латиноамериканцы смотрят на тебя, как на богиню.

— А европейцы?

— Катенька, ну ты же знаешь, что европейцы больше в российских вузах не учатся. Они предпочитают вузы американские. — Кофи уже расстегивал ее блузку.

— Значит, проверить реакцию на меня европейских студентов мы не можем, — произнесла Катя и попыталась отстранить его сильные руки. — Подожди, Кофи, я должна тебе кое-что сказать.

— Сперва динь-динь, а потом скажешь, хорошо?

Кофи подтолкнул девушку к кровати и усадил. Встал на колени. Принялся развязывать шнуровку ее высоких ботинок.

Спустя тридцать лет в моду вновь вошли высокие уродливые «платформы».

— Ну, милый, я хочу, чтобы прежде ты меня выслушал.

— Катенька, ты меня уже проверила на все венерические болезни, какие существуют в природе, — напомнил Кофи, срывая с ее ног модные ботинки. — Плюс на СПИД, хламидиоз и трихомониаз.

— Есть еще одна вещь, тоже очень важная.

Вместо ответа молодой вождь стянул с нее колготки. Трусики. Стал целовать.

Тут и там, там и тут. Поцелуйный смерч охватил Катин живот. Она широко развела колени.

«Какая разница, — пронеслось в ее голове, — сейчас сказать или через десять минут». При этом Катя прекрасно понимала, «какая разница». Но оттолкнула это понимание, как отталкивают порой добрый совет, услышанный в неподходящий час.

Оба тела, белое и черное, так и слились. Она сидела на краю общежитской койки. Он стоял перед нею на коленях.

Несчастная койка, рассчитанная на мирный сон одного человека, заходила ходуном. При этом старые пружины издавали такой громкий и всепроникающий скрип, что слышно было по всему этажу.

— Опять этому парню из Бенина повезло! — говорили друг другу африканцы.

— Опять этот африканец со своей красавицей! — завидовали латиноамериканцы.

Скрип в незначительно измененном виде долетал до ушей старушки-вахтерши на первом этаже. «Опять эта проститутка к своему негру приперлась, — возмущалась седовласая женщина. — Это же надо такое бесстыдство и такую жадность иметь!»

Глаза Кати прикрылись. С губ срывались крики — все громче и громче. Сильные черные руки сжимали ее ягодицы.

Крепкий мужской язык мял ее грудь. В закрытых глазах сияла радуга, как во время летнего дождя.

«Какое безобразие! — внизу старенькая вахтерша от отвращения сплюнула на плиточный пол вестибюля. — В наше время люди вели себя по-людски. Не теряли человеческого облика».