Владимир Колычев - Мне душу рвет чужая боль

– И где сейчас Артур?

– Да где… В зоне, где он может быть…

– В какой зоне?

– Ну, строгач, в Пермских краях…

– Строгач, говоришь. А как ты туда заехал?

– Так за мокрое…

– Четыре года назад? И уже на свободе? Ты что, в бегах?..

– Эй, ты чего, в каких бегах?.. Ну а если в бегах, что? Нас все равно отсюда живьем не выпустят. Муж у Кристины крутой мэн… И никто не знает, где я… Так бы меня отбили, а так – помирать… А может, и отобьют?

– Кто отобьет?

– А тебе не все равно?.. Ты лучше про Кристину спроси, а я тебе скажу. Сука она… Мы с Митюхой в кабаке гуляли, смотрим, она заходит с подругой. А мы при деньгах были, все такое. Короче, сняли масть… Я думал, она сразу раздвинется, а она нет, динамо крутит. Я к ней и так, и этак, болт, говорю, у меня вшитый, попробуй, говорю, не пожалеешь. А она ни в какую. Если, говорит, поможешь мне перца одного попугать, тогда, говорит, делай, что хочешь… Ну, мы с Митюхой на тебя вышли, пропасли, все такое. Волына у нас была… Только Митюха переборщил. Надо было попугать тебя, а он в спину пальнул. В тебя метил, а попал в твою бабу… Вот какая она сука, эта Кристина. Если б не она, была бы твоя баба жива…

– И она сука, – кивнул Валентин.

Столько лет прошло, прежде чем он узнал правду. Но лучше поздно, чем никогда… Впрочем, не совсем искреннее признание урезало правду.

– И ты сука! Врешь потому что!.. Не мог Митюха стрелять! Не было у него ствола!

– Так ствол он в кущери закинул! Там снег был, ствол в нем утонул… Митюха вообще, по жизни, мокрушником был. Он зачем в тебя стрелял? Давай, говорит, Лоскут, тему такую замутим… Лоскут – это я… Ну, говорит, Новый год, салюты, грохот, все такое. А мы из волыны пальнем, вот увидишь, говорит, никто не заметит… Ну, пальнул, и ты не заметил. То есть заметил, но не сразу…

– Я тебе сейчас голову оторву, и ты сразу это заметишь, это я тебе обещаю… Если бы Митюха стрелял, у него пороховые газы на руке остались бы, а так не было ничего. Потому что ты стрелял…

– Да нет! – закрываясь от Валентина руками, мотнул головой Лоскут. – Это не я!

– Ты!.. И я тебе не прокуратура, мне твое чистосердечное признание не нужно… Значит, Кристина меня заказала?

– Если бы я умел врать, я бы сказал, что да. Но я же не вру! Она хотела бабу твою напугать и тебя, а Митюха из волыны шмальнул…

Все-таки прав был Валентин, когда возлагал вину на Кристину. Убить она его хотела или всего лишь напугать, но Лида погибла. И после этого он спал с ней, даже хотел, чтобы она ушла к нему от мужа… Он думал о ней хорошо, а она по уши в связях с уголовниками. И скажи после этого, что не сука она…

– Ты из волыны шмальнул, – сказал Валентин. – Но убивать я тебя не стану…

Он говорил об одном, а думал о другом. Он должен был… более того, он хотел убить эту уголовную мразь. Он должен был отомстить ему за Лиду и за свою порушенную жизнь. И это будет уже адресная месть, а не просто сведение счетов с уголовным миром, как было в случае со Стежковым. Он отомстит за Лиду, и тогда ему еще легче станет дышать. И угасающая тяга к жизни обретет новую мощь, и жизнь снова окрасится в радужные тона… Если, конечно, Неверов оставит ему эту жизнь.

– Не убивай, – обрадовался Лоскут.

– Ты мне скажи, почему Кристина содержала тебя?

– Содержала?.. Ну да, содержала… Она хату мне купила, да. Классная хата, в самой Москве, а не где-то на дальней окраине…

– И за что такое благо?

– Ну, она же не хочет, чтобы я рассказал, кто заказал твою бабу? Может, она и не хотела, чтобы ее убили. Но ведь ее убили!

– Ты ее шантажировал?

– Да.

– Она с тобой спала?

– О! Это за радость!.. Она баба знойная… Знаешь, после такой телки даже не страшно умереть!.. А ты с ней тоже, я знаю. Мы с тобой теперь свояки, да? – похабно улыбнулся Лоскут.

– Ты-то сам хоть понял, что сказал? – ухмыльнулся Валентин. – Я же, по-вашим гнилым понятиям, типа, петух. А ты мне свояк…

– Э-э, погоди, да ты не так понял! – спохватился уголовник.

– Хочешь сказать, я не человек? – наливаясь злобой, спросил Валентин.

– Э-э, человек, конечно, только…

– Что только?.. Как же я ваш уголовный сброд ненавижу! Молись, падла!..

Он уже подошел к страшной черте, за которой не было уже никаких тормозов. Он бы набросился на Лоскута, чтобы задушить его, если бы дверь в камеру вдруг не открылась.

В освещенном коридоре за распахнутой дверью стоял Неверов. Рядом здоровенный тип с пистолетом в руке. Даже если бы Валентин превзошел самого себя, он все равно бы не смог преодолеть расстояние до него, не нарвавшись на пулю.