Эльмира Нетесова - Закон - тайга

Старик и не посягал на ее права. Он знал: эта рысь никогда не кинется на него. Зверь — не человек, он всегда знает свои возможности и не рискнет, не будучи уверенным наверняка в своих силах. Эта рысь хорошо помнила о своем возрасте. Знала: не одолеть ей человека. Хоть и старый он, но имеет ружье. И собственные силы. Да что там человек? Нынче не на всякого зайца кинешься. Разве мышь из норы выроешь. Та не сможет одолеть. Мала и слаба. Потому боится рыси. Это приятно. За ночь по десятку и больше ловила их. А нажравшись, можно крикнуть — подать голос в своих владениях. Мол, жива хозяйка, не смей чужие здесь харчиться.

Притыкин знал, что даже рыси — на что злые звери! — нападают лишь на старых и больных зверей. Они не могут защититься, убежать…

— А и мне от тебя проку нет. Без надобности твоя шкура. Вон какая ты облезлая. Видать, в одну пору со мной народилась. Одна видимость от зверя. Как и я — пенек трухлявый. Ну чего шипишь? Не пугай. Я уж ничего не боюсь. Припоздала грозилка. Нынче нам с тобой едина утеха — дотянуть до тепла, — смеялся дед, встречаясь с рысью.

И та уже не убегала. Садилась на ветку поудобнее. Долго провожала взглядом коренастую фигуру охотника, ни разу не оглянувшегося, не боявшегося ее. И вскоре они перестали замечать друг друга.

Николай Федорович указал Тимохе на старую знакомую еще месяц назад и запретил ее трогать:

— Зверь в тайге — у себя в доме. Он тут хозяин. А значит, не моги забижать. За него с тебя всякое дерево и травинка спросят. Мы тут — чужие. Помни про то…

Тимоха слушал молча. Вначале не понимал, зачем дед вкладывает в него, в чужого, так много тонкостей? Ведь не нужны они ему. Не собирается подарить тайге жизнь без остатка. Лишь до конца зимы. А до того проживет и без навыков. Но вскоре едва не поплатился за свою беспечность.

Отправив Притыкина в зимовье, сам решил проверить дальние капканы, которые поставил неделю назад. И тут впервые увидел медвежьи следы на снегу. Встречаться с хозяином тайги один на один Тимохе пока не доводилось. Но поневоле вспомнил, что дед еще несколько дней назад сказал о виденных на заимке следах шатуна.

«Медведь прошел-тут еще утром. Следы уже прихвачены инеем. Значит, далеко ушел», — решил Тимоха и прибавил шаг, чтобы успеть до темноты вернуться в зимовье. Но шатун словно вырос сбоку из сугроба. «Сделал восьмерку», — мелькнула запоздалая догадка; хотел сдернуть с плеча карабин, да звериные глаза увидел вплотную… Боль пронизала тело, и вдруг грохнул выстрел. Густая тьма закрыла глаза. Фартовому показалось, будто он упал в глубокую черную яму, из которой ему не выбраться.

Очнулся Тимка в доме Притыкина в Трудовом. Вначале подумал, что видит сон. Вон дед сидит у стола. В рубахе. Без поддевки. «Ишь ты, старый черт, жарко ему стало. Иль забыл про сквозняки? Продует, возись с ним потом. А на охоту в тайгу я один ходить должен? Нет уж! Не выйдет на дурака».

— Оденься, дед. Надень поддевку. Застынешь. Чё делать станем? — захрипел фартовый.

— Тимоха, ожил! Слава тебе, Господи! — перекрестился Притыкин размашисто и подошел к напарнику.

Только тогда узнал Тимофей, что без сознания пролежал он пять дней. Что с заимки привезли его на лошади вместе с медведем, которого убил старик одним счастливым выстрелом. Забеспокоился тогда и решил нагнать Тимку. Уже немного оставалось. А тут — шатун. Успел сграбастать мужика. Выбил плечо, на котором ружье носил. И смял. Порвать собрался вовсе. Дед опередил. Теперь покой нужен, чтобы кости срослись. Так врач велел. Иначе калекой остаться можно.

Тимофей, не глядя на предостережение, хотел встать. Но не получилось. От боли снова сознание потерял. Очнулся уже под вечер.

Дед напоил его настоем зверобоя и пообещал, что, если Тимоха не станет дергаться, посумерничает с ним. Тимоха слово дал. И дед решил порадовать его:

— Знаешь, сколько ты заработал в тайге? Две тыщи рублей. За соболей и норок. А еще и горностаи, лисы, белки, зайцы — тоже сотни на три потянут, — глянул дед на напарника и не узнал его. Лицо Тимофея перекосило, словно от нечеловечьей боли. — Что с тобой? — подскочил старик, испугавшись.

— Иди ты, старый хрен! Знаешь куда? Погоди, дай встану, — заскрипел зубами в ярости и сказал, захлебываясь злобой: — И за какие грехи черт тебя на мою голову свалил? Иль просил тебя сдавать мой пушняк? Сам сумел бы им распорядиться! Кто позволил в карман лезть? Да я и не собирался сдавать пушняк! Вся зима, считай, пропала. И все из-за облезлого мудака! Неужель ты думаешь, что из-за твоих сраных баек да этих двух кусков приморил бы себя в тайге фартовый? — орал Тимоха на растерявшегося Притыкина.