Эльмира Нетесова - Закон - тайга

Насадил на вертел пару куропаток для гостя. Накормить — святое дело. И, пожарив их, разделил хлеб пополам.

Гость вроде как онемел поначалу. Хлеб не брал. Все про охоту интересовался. Спрашивал о пушняке.

Начало сезона неудачным было. Всего-то и поймал на капканы да в силки пяток горностаев и одну норку. Много ли за них возьмешь? Больше харчей изведешь да сил угробишь, по тайге продираясь.

Показал Притыкин свою добычу Тимохе. Тот топор в дальний угол выкинул. Вроде как расстроился. Помрачнел. А дед давай об охоте, о тайге рассказывать. В напарники звать. Мол, все секреты передам. Стар становлюсь. Болею часто. А заимке без хозяина оставаться нельзя.

Тимофей, слушая его, съел хлеб, куропаток. И не заметил, как ночь наступила. Остался у деда, чтобы назавтра, нарубив дров, в село вернуться.

Николай Федорович смотрел на него, понимая все. Почуял, что с недобрым пришел к нему человек. За мехом. Отнять вздумал. Вместе с жизнью, возможно. Кто хватится старика? Разве по весне кому-то в голову взбредет вспомнить о нем. Да и то, если найдут убитого, спишут на зверей. Уж такая доля охотника, помирать не своей смертью…

Тимофей в ту ночь долго не ложился спать. Смотрел на старика вприщур. Слушал вполуха.

— И это ты за месяц поймал? — кивнул на горсть шкурок.

— Что делать? Разогнали люди пушняк. Лес валят. Сгоняют с нор соболя и куницу. Горностай совсем измельчал. Белки мало становится. Помоложе был бы, ушел подальше. Но теперь сил нет. Да и много ль надо одному в моем возрасте?

Тимофей соглашался. Из любопытства иль от нечего делать всю ночь проговорил со стариком. А утром, когда Притыкин пошел проверить ледянки и петли, навязался в попутчики…

Николай Федорович помнит и теперь, как гонялся мужик по сугробам за огневкой. Живьем хотел поймать. Но пришлось помочь. Уложил из мелкашки рыжую. Иначе сбежала б.

Тимоха, как дитя, радовался, услышав, что дед отдает ему лису. Не сразу поверил. Внимательно наблюдал, как снимал старик шкуру со зверя.

На второй день сам вызвался заряжать капканы приманкой, учился ставить их под елями и пнями, под корягами.

Леденели от холода пальцы, снег набивался в сапоги. Но Тимофей был жаден. Свои капканы запомнил все. И ждал…

Старик, глядя на него, о своем думал: «А где нынче доброго охотника сыщешь? Добрым его лишь тайга сделает. Злого — порешит. Закон у нее такой…»

Жадность? Но именно она была началом цепи, удержавшей в тайге многих мужиков. Потом их перекраивало время. И через три-четыре зимы из них получались охотники. Их тайга учила уму-разуму всю жизнь.

Тимоха лишь через неделю вернулся в Трудовое. Побыл в селе. И то ли пропился, а может, впрямь заскучал, вернулся на заимку Николая Федоровича. В село теперь не спешил, не вспоминал о нем. Да и к кому торопиться? В селе мужика ничто не держало.

Он вернулся в зимовье, неся за плечами громадный рюкзак, набитый до отказа самым нужным, без чего Тимохе нельзя было оставаться в тайге.

Деда на тот момент в зимовье не было. Тимофей растопил печь, натопил снега в чайнике, вскипятив, заварил чай. Нарубил дров на всю ночь. И, подвесив над печкой сапоги на просушку, ждал Притыкина.

Тот вернулся затемно. Издалека почуял, что в зимовье его ждут. По дымку из трубы. А там и освещенное окно углядел. Ноги сами забыли об усталости.

— Тимошка! Хорошо, что возвернулся ко мне! — обрадовался искренне. И тут же признал: — Удачливый с тебя охотник получится. Три соболя в твои капканы словились. А нынче, вишь, горностай. Но какой ядреный! Здоровяк! Давно таких в наших местах не бывало. Помогай шкуру снять. Да мех не порежь. Тоньше бери!

Тимка, пыхтя, помогал деду.

Зачем он вернулся сюда? Что занесло его в тайгу, в безлюдье? К деду, который от человечьего голоса глохнет; привыкнув к тайге, о людях вспоминает редко.

И все же хотелось Тимохе, поработав с дедом зиму, набрать мехов всяких и махнуть на материк. В города

большие, далекие от глухомани, где знают цену мехам. А уж там забудет о тайге, Притыкине и этом зимовье с его темными холодными углами, слепыми окнами, визгливой дверью. Выдержать бы только этот год. Один, на всю жизнь, решил мужик и готовил себя к множеству испытаний, о каких в первую ночь со смехом, через шутки вспоминал Притыкин.

Но прошла неделя. За нею вторая, и Тимоха не захотел сходить в село. Даже в баню пойти отказался. Растерся снегом у зимовья и, зардевшись маковым цветом, вскочил в домишко. Сразу к столу, где дымил малиновым духом горячий чай.