Эльмира Нетесова - Закон - тайга

Нельзя жить злой памятью. От того звереют люди. И попадают к нам на исправление. И мы лечим души их, как лечили нас когда-то. Терпением, заботой, прощением и верой.

Это помогает нам одолеть лютые морозы, пургу, глубокие снега. Они — ничто в сравнении с твоим презрением. Ведь зовешь не как сестру, а ослушавшуюся работницу… Не видя во мне родства. А и я от тебя отвыкла.

Прости, мой брат, что не жалею тебя в горе твоем, но ты — мужик и сумей сам сладить со своей бедой. Приглядись, а нет ли в смерти жены вины твоей? И уж, конечно, не с добра покинули тебя дети. Плохим ты был отцом и мужем, никчемным братом… Думаю, в деревне нашей люди нз любят тебя не из-за меня, лично тебя не уважают. Потому и не помогают тебе.

Да и кто поймет того, кто не смог понять сестру, загородившую от погибели родителей своей жизнью, честью и судьбой?

Сколько раз могла я сдохнуть на Колыме и тут в Трудовом! Ты о том никогда не узнаешь. Не поймешь меня. Но я давно тебя простила. И если будет тебе совсем невмоготу, приезжай в Трудовое. Я вышлю денег на дорогу. Может, и ты начнешь тут жизнь заново.

Одно знай, народец у нас особый. В глаза человеку скажут все, что о нем думают. Правду. Говорят, она быстрее лечит, если человек не всего себя в этой жизни растерял.

Пиши. Если надумаешь переехать. А к себе не зови. Поздно. Вместе с горем отболела память. Зачем ее терзать?

Прости меня. Но остыло сердце и к тебе. Вон, даже участковый наш, тот, что перевоспитывал меня, теперь, как к доброй знакомой, заходит в гости. На чай… Не как к бабе. Хоть и одинокий человек. Серьезный. Прошлым не укоряет. И тоже не советует к тебе ехать. А уж он зря не говорит.

Скажешь, чужими мозгами жить стала? Ошибаешься. Эти люди помогли мне стать сегодняшней.

Нет. Я не забыла тебя. Хотя давно пора было схоронить тебя в памяти вместе с прошлым злом. Но не будь тебя, меньше ценила бы нынешнее. А потому и нынче говорю: спасибо тебе за науку…»

Дашка перечитала письмо несколько раз. Все не решалась отправлять его. А вдруг к пережитому добавит последнюю каплю? Но вытащила письмо брата, освежила его в памяти. И, усмехнувшись, отнесла на почту свой ответ.

Пусть прочтет. Пусть почешется. Пусть знает, что не пропадает она тут одна.

Возвращалась с почты тайгой. Узкая тропинка петляла сзади домов, прячась от улицы и чужих глаз.

Изменилось Трудовое. Вон Генка Филиппов, тоже бывший условник, решил здесь остаться. Так и работает водителем. Но уже на новехоньком лесовозе. Дом ему дали. Семью завел человек. Жену из Поронайска привез, молоденькую девчушку. Сахалинку взял. Теперь ребенка ждут.

Скоро первый трудовчанин на свет появится. И село его домом станет.

Для ребенка этого каждый житель села подарки готовит. Заранее. Чтоб ни в чем не нуждался. Чтоб радовался рождению именно в этом селе.

Даже условники-работяги, закрывшись в почти готовом к заселению доме, целый день что-то пилили, строгали, сверлили. А к вечеру вынесли готовую детскую кроватку, шкафчик и персональный стол со стульчиком.

Торжественно водрузили на крыльцо к молодым: мол, принимайте, пригодится скоро.

Дарья пеленок и распашонок целую стопу нашила. Все с мережками, в кружевах.

Своему не довелось шить. Не беременела баба. Не носила под сердцем тепла родной жизни. Не повезло. А может, Бог наказал?

Случалось, Дарья жалела о том. Бывало, плакала. Других вон мамками зовут. А ее никто вот так не окликнет. Не обрадуется и не заплачет по ней. Уйдет, как и пришла. Незаметной тенью…

Зачем жила? Для чего мучилась?

Но потом, с годами, притупилось это чувство. Раз нельзя исправить, надо смириться. И баба глушила в себе все, что дала ей природа. Она загружала себя работой до изнеможения.

Когда наступали выходные и в бане незачем было появляться и в доме не было дел, она шла к пекарям. Помогала им управиться по дому, с детьми. Учила новоселов солить и сушить грибы, ловить и разделывать рыбу, готовить икру. Варить варенье из таежных ягод, заготавливать и хранить стланиковый орех.

В дождливые дни Дашка обшивала жителей села. Платьица и юбчонки, сарафаны и кофты, штанишки и рубашонки, сшитые ее руками, любили в каждой семье.

Денег за свою работу Дарья никогда не брала. Но и с нее никто не требовал платы. За домом сгружали ей сельчане дрова и сено. Чьи-то руки заботливо укрывали стога брезентом, укладывали дрова в поленницы. Дети и взрослые помогали ей посадить и убрать с огорода урожай. Случалось, оставлял кто-то в коридоре кусок свежины или свиной окорок. Дашка и не спрашивала, кто поделился с нею.