— Шашни за моей спиной крутить вздумал? Пригрелся? Вот почему не хотел записаться со мной? Все красивыми словами
про свободный брак кидался. А я, может, вовсе не хочу о быть свободной от мужика! — вырвалось откровенное,
и Дашка разревелась среди тряпок, упала на койку, размазывая по лицу злые пьяные слезы.
Тихон подобрал вещи из коридора, оттеснив любопытных соседей, закрыл дверь в камору. Принялся успокаивать Дашку. Та, покричав всласть, вскоре уснула. Мужик сам постирал, развесил белье в каморе, сел у окна, обдумывая, как ему жить дальше.
Конечно, связать свою жизнь с Дашкой навсегда он не хотел. Это значило бы навек остаться в Трудовом и никогда не распрощаться с Сахалином. Да и куда подашься с деревенской бабой, пьющей, с подмоченной репутацией. Правда, у самого судьба не легче.
Если по первой судимости могли со временем реабилитировать, то по второй-то о том мечтать не приходилось. Ее в зоне получил. За убийство бугра. Тот из фартовых был. Решил вытряхнуть получку из Тихона. За душу сгреб. Да промахнулся. Лишь один раз получил кулаком по голове. И сразу деньги перестали быть нужными. Свое потерял. И жизнь заодно.
Многие фартовые сразу зауважали фронтовика. Отступились, признали.
Но без последствий не обошлось. Конечно, знало начальство зоны, что фартовые снимают с зэков навар, отнимают деньги. Иногда вместе с жизнью. Но Тихону не поверили, что бугор хотел убить его. И к прежнему, не отбытому, добавили еще червонец.
Так бы и записался в постояльцы Поронайской зоны, если бы не обострилась болезнь крови, полученная в концлагере. Из-за нее облегчение вышло, попал в Трудовое. Не на свободе пока, но уже и не в зоне. С харчем полегче. Да и условия сносные. К тому же и баба под боком, какая-никакая, но у других и такой нет. В Трудовом бабы — в дефиците. Сюда своею волей не поедут. Даже вековуха, перестарок иль косоротая добровольно нос в Трудовое не покажет. Одно название села бросало в озноб всех, кто имел о нем представление. Так что выбора не было. Дашку у Тихона не отняли, помня его расправу с бугром. Оставили в покое. Хотя глаз с бабы не спускали озверевшие от полового голода уголовные, имевшие все одинаковую кличку: фуфловники. Фуфло.
Тихон знал: уйди он от Дашки, она тут же заведет нового мужика. В желающих недостатка не было.
Впереди еще три года жизни в Трудовом. С Дашкой время летит быстрее.
Разбиралась баба в жизни своеобразно. И судила обо всем с точки зрения сытости своего пуза, выгоды. Едва став сожительницей Тихона, перестала надрываться на работе.
У бригадира язык не поворачивался сказать ей о том. Другие и не помышляли попрекнуть Дашку ленью. Тихон вступится. Да и сама баба за словом в карман не полезет. Так отбреет любого, на весь остаток жизни запомнит.
Тихон хохотал вместе со всеми, слушая Дашкину брань. А в душе ненавидел ее за это. Все же женщина. Зачем же собачиться, прикрываясь сожительством с ним, собственной слабостью и грязным языком?
Ночами вспоминал другую. Далекую, полузабытую, получу- жую. Какая она теперь, та хрупкая девчушка, ставшая его женой на третьем курсе института?
В тот год он получил диплом инженера-строителя, а она должна была стать врачом. И стала. Педиатром. Но уже после войны. Без него вырастила двойню. Сыновья так похожи на жену! Ее глаза. И видимо, ее характер. Она ни от кого не приняла помощи. Даже от родного отца. Не обратилась за поддержкой и к родне Тихона. Не подала на алименты.
От нее он никогда не слышал бранных слов, упреков, оскорблений. Ни в письмах, ни в общении не высказала она сожалений о том, что вышла за него замуж. Она всегда была немногословна. Скупая на эмоции, она быстро повзрослела.
Может, и потому свалившуюся на нее беду перенесла в одиночку.
Тихон из писем родни знал о семье все. Жена после войны получила хорошую квартиру. И, проработав несколько лет в поликлинике, окончила ординатуру. Замуж не выходила. Видно, ждала Тихона. Хотя не писала ему долгих тридцать лет.
Сыновья, окончив школу, поступили в институты. Конечно, отца они не помнили. А Тихон никогда их не забывал. Он помнил ребятишек смеющимися, плачущими, бегущими ему навстречу. Ведь удалось перед войной увезти их в деревню к сестре. Там они здорово загорели, поправились, подросли. А вскоре… Нет, это лучше не вспоминать: вокзальная суматоха, растерянные глаза жены, слезы сыновей. Их сердца чувствовали, что расстаются на долгие годы, а может — навсегда…
Тихон гнал от себя воспоминания. Война отняла у него не только семью, здоровье, а и все, что было, о чем мечтал…
Читать дальше