Эльмира Нетесова - Закон - тайга

кой найти не удалось. Но вы, вероятно, помните, откуда оно пришло?

— Из органов безопасности, которые меня в тюрьму упекли. Естественно, что со мною творится, когда я вижу иль слышу упоминание о тех органах, — дрогнул голос Тихомирова.

— Что было в том письме? Припомните, — попросил следователь.

— Не читал. Не смог. Строчки перед глазами поплыли, как в тумане. Да и Лавров тут же сунул письмо в сумку.

— А жаль, что не разглядели. Ну что ж, письмо мы восстановим. Это не сложно. А кроме него, ничего в конверте не было?

— Не видел. Не присматривался.

— Может быть, нарочный перепутал или забыл, но говорит, что в конверте фотографии были. Несколько выпало. Лавров поднял, — внимательно смотрел следователь на Тихомирова.

— Я не помню такого. Да и какое мне дело до чужих забот? У меня в жизни свое правило: чем меньше знаешь, тем дольше живешь. Потому никогда не суюсь не в свои дела. Зарок себе дал. Поумнел в тюрьме. Раньше бы мне этот опыт, не отбывал бы срок.

— А Лавров не показывал вам в палатке эти фото? — словно не слышал ответа следователь.

— За старшим охраны такое не водилось. Исключено. Больше чем о погоде — не говорили никогда, — вздохнул Тихомиров.

Когда следователь сел в машину, мужик пошел к костру шатаясь. Ноги подкашивались, не держали. Заметив его состояние, Митрич подошел:

— Чего это он к тебе зачастил?

— О Лаврове спрашивает. Знай я, что так повернется, собакой в тайге бы жил, но не со старшим в одной палатке. Уже душу наизнанку вывернул этими допросами, — пожаловался Тихомиров.

— Кому как. Вон наших мужиков в прокуратуру вызывали. Пятерых. И новых. Тоже чего-то спрашивали. Радостные приехали в обрат. Говорят, ента, будет освобождение. Лучше, чем амнистия. И позор смоют. Навроде они и не сидели вовсе. Так им сказали. Документы готовят ихние. К воле. Знать, нынче невиновного от виноватого отделят. Может, и тебя к тому готовят.

— Мне такого не говорили. О прошлом — ни слова. Будто не было его у меня. Все о Лаврове. Свободой и не пахнет, — мрачно курил Тихомиров.

— И мне не обещаются. И не зовут никуда. А уж я бы бегом побег. Только бы поманили. Так неволя заела!

Хочется под старь в человеках пожить, — выдал Митрич сокровенное.

Тихомиров молча встал, пошел на деляну, туда, откуда слышался звон топоров, рев пил, уханье падающих деревьев.

В тайге было тепло. Тучи мошкары вились меж деревьев и кустов. Под ногами сновали бурундуки, даже серый зайчонок прошмыгнул совсем рядом, не испугавшись человека.

Заполошная сойка метнулась с куста на ель. Вытаращилась удивленно. Что забыл человек в глуши таежной? Иль гнездо свое потерял?

Но тут упало дерево, спиленное под корень. Вскрикнуло громко. Сойка, хрипло обругав людей, суматошно захлопала крыльями, улетела в распадок.

Тихомиров подошел к пачке хлыстов, стал замерять выработку. Никто из условников ни о чем не спросил его. Каждый был занят своим делом. И казалось, его приход остался незамеченным.

Новички сегодня обрубали сучья со спиленных деревьев. Не слишком быстро и ловко у них получалось. Но старались люди. Их терпеливо учили. Без слов. Показывали, объясняли. Без ругани. И в его душе проснулась жгучая зависть. Ведь вот они ладят даже с фартовыми. И те, ворюги, а смотри, вровень с генералом здесь. Как со своими говорят. И от них никто не отворачивается. Здесь же, как от зверя, от падали, от чумного — сразу уходят. От греха подальше…

— Шмель, возьми клин, не то завалишь мне на лысину свою красавицу! — крикнул Генка.

— Санька! Погоди эту ель валить! Постучи по стволу. Там белка! Пусть своих шустрят утащит! Не оставляй ее бедолагой! — надрывался Иваныч, перекрывая рев бульдозера.

Рябой по стволу веткой стукнул, белку пугнул:

— Хиляй, мамзель, краля хвостатая, зазноба рыжая! Линяй с этой хазы! Чего барухой застряла? У тебя дуплянок, что у меня волос на калгане. Не мори! Не то размажу, стерва! Выметайся, добром прошу, как кента! Слышь! Иль тебе локаторы поморозило? Так я продую, мало не покажется! До самого Магадана без огляду когти рвать будешь! — грозил Рябой.

Мужики, слушая его, со смеху животы надрывали.

Санька, устав ждать, подошел к ели. Белые, как мелкий снег, опилки брызнули из-под пилы. На старую рыжую хвою, на траву, на сапоги. Запах смолы ударил в лицо. Вальщик опустил со лба очки, вбил клин, рассчитав угол падения дерева.

— Отойдите, мужики! — предупредил Санька.

Тихомиров загляделся на верхушку ели. Там на макушке дерева сидела белка. Он не услышал, пропустил мимо ушей предупреждение вальщика.