Эльмира Нетесова - Клевые

Цыпа вздрогнула. Положив трубку, невольно подумала, что будет с нею, если Рауль окажется прав? Ей стало холодно и страшно.

— Нет, я слишком много пережила, чтобы вот так же, как отец замерзнуть на улице без угла и куска хлеба! — думала Ленка, а зубы неумолимо выбивали чечетку, то ли от холода, то ли от страха.

Просмотрев газеты, ужаснулась новому указу по налогообложению иностранных предпринимателей. Он рубил под корень все то, на что надеялись Жак и Рауль. Налог на прибыль, полученную ими, возрос настолько, что не окупал вложений, материальных и моральных затрат. Ленка знала: даже желая скрыть истину, завтра все средства зарубежной массовой информации раструбят о новом законе российского правительства по налогообложению иностранцев и тогда…

Она ворочалась в постели, словно лежала на раскаленной сковородке. А под утро ее поднял звонок телефона.

— Елена! Это я — Жак! Вы меня еще не совсем забыли?

— Жак! Это вы? Какое счастье! — вырвалось у Ленки невольное.

— Если позволите, я через полчаса поднимусь к вам.

— Вы в Москве?

— Само собою. Только что прилетел! И сразу в гости!

— Я жду вас! — обрадовалась Цыпа и, застелив постель, наскоро привела себя в порядок; едва успела сварить кофе, Жак уже позвонил в дверь.

— Здравствуйте, Елена! — поцеловал руку, всмотрелся в лицо.

— Вы чем-то расстроены?

— Жак, вы уже слышали о новом законе?

— По налогам? Меня о нем предупредили заранее. И я успел выгодно продать все свои акции. Их очень охотно приобрел у меня российский банк в Берлине. Теперь меня с Россией ничего не связывает.

Ленка враз поникла, поскучнела.

— Вы, Елена, очень хорошо работали. Рауль доволен вами.

Цыпа в благодарность едва заметно кивнула головой.

— Спасибо за привет, — добавила тихо.

— Елена! У вас плохое настроение, я рано разбудил?

— Нет, Жак! Не потому! Вы пришли, чтобы проститься со мною навсегда? Напомнить о квартире, чтобы я скорее освободила ее! У вас так принято — жить деловою жизнью! Я понимаю! Но трудно свыкнуться, я — русская! Я не могу вот так! — брызнули слезы из глаз Ленки.

Жак шагнул, обнял ее, поднял голову Ленки кверху, сказал смеясь:

— Я не имею дел с Россией, но и с россиянкой так просто не расстанусь! Ну почему не спросишь, зачем приехал сюда? Почему, не дождавшись утра, приехал к тебе? Почему я — деловой человек — прямо из аэропорта поехал не в гостиницу, не к Раулю?

— Почему? — не верилось Цыпе.

— Я больше не смог без тебя! Я хотел проверить себя и тебя! Временем и расстоянием! Пытался отвлечься, забыть, приказывал себе, но не мог. Жизнь стала мукой! Я больше не смогу без тебя. Ни в Берлине, ни в Оттаве, ни в Брюсселе!

— Жак! Вы ничего не знаете обо мне, — покачала головой Цыпа.

— Вы мне или себе не верите? — расстроился Жак.

Ленка припала к нему. Все прошлое, пережитое, все сомнения исчезли.

Жак от неожиданности выронил очки.

— Елена! Станьте моей женой! И я — даю слово — перестану быть бродягой. Мы уедем в Брюссель. Хотите, переедем жить в Канаду. Вы — мой талисман жизни. Я не смогу без вас! — заглянул в глаза Цыпы с тревогой и надеждой.

Ленка обняла крутые плечи Жака:

— Я согласна! Хоть на край света. Лишь бы вместе с тобой, никогда не разлучаться.

… Рауль ничему не удивился, узнав о решении своего компаньона. Он проводил их в аэропорт, оставшись в числе мечтателей, уверенных, что все изменения случаются к лучшему…

Ленка, сев в самолет вместе с Жаком, положила голову ему на плечо. Не оглядывалась в окно, ни о чем не жалела, никого не оставляла в России…

Ее привели домой к Егору поздним вечером. Зареванную, дрожащую, злую усадили за стол, накормили, напоили чаем, предложили отдохнуть, прийти в себя, успокоиться и оглядеться вокруг.

Фроська не замедлила воспользоваться гостеприимством и налегла на все разом без удержу. Боясь обидеть хозяев, ела так, что за ушами трещало. Половину кастрюли борща, полную тарелку гречневой каши с дюжиной котлет, два десятка ватрушек и полный чайник чаю с банкой варенья уплела Фрося. Сказав, что перекусила слегка, достала из своей корзины кусок сала и буханку хлеба. Съев все до крошки, довольная и успокоенная, погладила себя по животу, сказав, что теперь сможет уснуть спокойно.

Егор, глядя на бабу, еще с час не мог прийти в себя от удивления, стоял, отвесив челюсть, и бормотал невнятно:

— Ну и Хрося! Сильна в пузе!

Баба даже не оглянулась на его «комплимент». Оглядев онемевшую от ужаса Серафиму, успокоила: