Лишь Нинка и Тоня заботились о Егоре, пододвигали еду, просили, уговаривали подкрепиться с дороги.
Старая Серафима слушала сына, замерев, не сводила глаз с его лица.
— Мам, пусть Егор отдохнет. Отпусти его выспаться. Дома он. Теперь уж наговоритесь вдоволь, времени у вас много, никто не помешает. А теперь — устал он, — напомнила сестра и, указав Егору на подготовленную для него спальню в дальнем тихом углу дома, сказала, что сама разбудит его вечером к столу.
— Ты хоть бы поговорила со мной, — предложил тихо.
— После ужина. Хорошо? — улыбнулась грустно, обнадежив и заодно извинившись за настороженную холодность.
— Странные у тебя подруги завелись. Не слишком ли их много? Что-то не припоминаю за тобой прежней тягу к дружбе с такими кралями. Их хоть сейчас на панель! Что общего с ними? Почему целой кучей толпятся здесь? Проходу от них нет нигде! Зачем их натащила?
— Хватит, Егор! О них ни слова! Вечером поговорим. Не про твою честь они здесь! Понял? И поменьше выступай! Так оно всем спокойнее будет, — одернула, осекла человека.
Егор обиделся, но промолчал. Будь он в другом состоянии, не позволил бы сестре такого тона. Но теперь сделал вид, что согласился с нею, закрыл дверь спальни наглухо, остался наедине с самим собой.
Егор долго лежал с открытыми глазами. Сон не скоро одолел его. Проснулся от скрипа двери и увидел в проеме мальчишку лет пяти-шести. Вихрастый, с озорными глазами, он разглядывал Егора, и жгучее любопытство взяло верх.
— Ты к нам насовсем или тоже в гости приехал? — спросил картавя.
— Я насовсем! А ты кто будешь? Входи, давай знакомиться! — предложил Егор, подозвав к себе конопатого мальчишку.
— Тебя как зовут? — спросил его тихо.
— Алешка!
— Чей же ты будешь?
— Мамкин!
— А кто твоя мамка?
— Тетка, как и все. А ты кто? — перебил пацан.
— Как зовут твою мамку?
— Тоня! — ответил мальчишка уверенно.
И Егор понял, что перед ним племянник. Но почему никто за все годы ни словом о нем не обмолвился? Выходит, сестра была замужем? Но и о муже не писала. Почему молчала? Может, он сын какой-нибудь подруги? Решил расспросить мальчишку подробнее.
— Ты где живешь?
— Во чудик! В своем доме! Тут!
— А где твой папка?
Пацан вздохнул тяжко, пожал плечами:
— Не знаю. Нет его у нас. Вот хочу завести себе отца, если мамка разрешит. Собаку она уже уговорилась. Купила мне щенка. Знаешь, какой сильный! Боксер! Порода такая! А вот где отца взять, пока не знаю! Может, ты им станешь? — глянул пытливо.
— Я тебе и так родной. По крови. Твой дядька. А потому отцом быть не смогу.
— А разве папка не родной по крови? — изумился мальчишка.
— Тут другое родство! А что мамка про отца говорит? — спросил Егор.
— Ругает его.
— Как звать папаню?
— Сволочь. Так его бабка зовет. А мамка — кобелем.
— Я про имя спрашиваю.
— Наверное, гад. Так его чаще всего вспоминают.
— А ты его знаешь
— Нет! Ни разу не видел, — сопнул Алешка. И только хотел спросить о чем-то, в комнату заглянула Тоня.
— Вот ты где? А ну живо в свою комнату! Кто разрешил сюда войти? — подскочила к Алешке.
— Тонь, ты что срываешься? Оставь его. Чего ж о нем не черкнула ни разу? — упрекнул сестру.
— Было б чем гордиться или чему радоваться! Чуть не сдохла от горя! Зачем тебе боли добавлять? И без того хватало. Молчала! Кто ж позором хвалится?
— Чей он? Кто отец его?
— Иди в свою комнату! — поторопила Тонька сына. И когда за ним закрылась дверь, напомнила: — После ужина поговорим. Хорошо? О том в двух словах не скажешь…
— Я его знаю? — спросил Егор хрипло.
— Теперь уж все прошло. Не стоит ворошить.
— Ты была замужем?
Тонька смутилась. Потом голову вскинула:
— Какая разница, если одна осталась? Я и сама его забыла давно. И тебе не стоит о нем спрашивать.
После ужина сестра, как и обещала, вскоре пришла к Егору. Села у окна, попросив не включать яркий свет. Зажгла тусклый ночник.
— Ну что? Поговорим? — предложила пересохшим горлом. И заговорила тихо, неуверенно, сгорбившись в кресле: — В тот день, когда нас с матерью вызвали на суд, мы не поверили, что беда стоит на пороге. Думали, ошибка случилась. И лишь в зале суда, когда увидели тебя за решеткой, поняли, что это не сон. Хотя верили, что тебя отпустят. Ведь мы ничего не знали и не верили ни одному слову свидетелей, судьи, обвинителя. Мы знали тебя другим. Даж& после процесса, когда огласили приговор, в услышанное не верилось. Мы писали жалобы. Но они оставались без ответа. Я тогда едва закончила школу. Раньше мечтала стать врачом. Но куда там! Устроилась на кондитерскую фабрику. Оклад мизерный. А тут мать слепнуть стала. Ночами ревела. Днем сдерживалась, как могла.
Читать дальше