Эльмира Нетесова - Клевые

— Оттрамбовал кого-то? — спросил Егор.

— Нет! Клянусь Одессой, никого не тыздил! — выпалил Антон.

— Облаял училку?

— Ни словом!

— Спер что-нибудь?

— Да нет же!

— Тогда что отмочил? — удивился Егор.

— Училку по истории учил летать! Пугачи с карбитом под ножки стула поставил.

— Ну и что?

— Ох и рванули они классно! — вспомнил Антон не без радости.

— За что ты ей устроил пакость?

— Она меня недоразвитым назвала. Одесским дном и пошляком! И хамом! Я ей еще трижды отплатить должен.

— Она живая осталась?

— Оглохла малость. К утру пройдет. Но от меня не отделается!

— пообещал Антон, сцепив кулаки.

— Она же баба! Стыдно нам, мужикам, с ними воевать! А мстить — вовсе паскудно! Что с них взять! Разве в Одессе так поступали?

— Так то в Одессе! Здесь — Москва! Там бабы свое место знают и не наезжают на мужиков. Ни на молодых, ни на старых!

— Бабы везде одинаковы, хоть там, иль здесь! Не позорь портки! Мужиком надо оставаться везде! Иначе испаскудишься вконец! Потеряешь имя, потом совесть, а там и званье. Земля слухом пользуется, секи, кентыш! Напишут в Одессу, чем ты тут отличился, за что вышвырнули, как там отмажешься? Усек или нет?! В Одессе тебе проходу не станет, что ты, мужик, на старой бабе отрывался! Завязывай! Недостойно такое тебя!

Антон кивнул, подумав.

— Баб не унижай! Будь училка или одноклассница, не высмеивай! Допри, не к лицу мужику слабого обижать. Равного себе или верзилу с катушек снять, это дело. А довести до мокроты бабу — подло!

— Это бабы слабые? Да ты их не видел! Знаешь, какие телки в нашем классе пасутся? Они тебя вместе со мной в буферах вместо медальонов спрячут, и не вырваться нам оттуда! Училки против них

— недомерки! Вон моя соседка по парте! Как села с размаху и мне на колено половиной задницы плюхнулась. Я целую неделю ногу за собой волок.

— От того она мужиком не стала! Ты — слабак! Ее вины нет в том!

Они еще долго спорили. Но, уходя, Антошка пообещал, что не

станет больше хулиганить в школе.

Едва Антон вышел из комнаты, Егор лег в постель, почувствовал себя плохо, решил отлежаться до вечера, дать покой уставшему, ноющему телу. Но кто-то постучал в двери, громко, требовательно, нахально.

Егор не успел раскрыть рот, как в комнату вошел человек в милицейской форме. Он по-хозяйски огляделся, присе;л на стул, стоявший напротив койки и заговорил:

— Я участковый! Говорят, вы с прежним не ладили? — уставился в лицо мутным взглядом.

Егор не ответил. Промолчал.

— Когда вернулись домой?

— Вчера…

— Завтра придете в отдел с документами! Сами знаете для чего!

— Ползком что ли возникну? Иль не видите? Не смогу прийти! Инвалид теперь!

— Где документы из зоны?

— Вон, на столе лежат…

Участковый внимательно читал каждую справку, рассматривал на свет всякую печать, с подозрением поглядывал на Егора. Тот лежал молча. Наблюдал.

— Это кто ж тебя так уделал, что враз на вторую группу инвалидности влетел? — поинтересовался участковый.

— Там, в справках все есть, — коротко отозвался человек.

— Сами знаем, как эти справки делаются, да еще в зоне, — ухмыльнулся гость.

Но мужик не отвечал.

— А ваши подельщики где? Живы?

— Не знаю…

— Разве не в одной зоне отбывали? Как я слышал, всех троих увезли на Сахалин в одной клетке…

Егору не хотелось говорить с непрошенным гостем. Но тот словно не понимал.

— Не знаю, что с вами делать? В Москве с такой статьей прописать не сможем. Нам велено очистить город от криминальных элементов. А значит, надо вас выдворить из Москвы. Не место здесь таким, — говорил участковый, явно провоцируя скандал.

Егор разгадал игру гостя, но не поддержал. Терпел молча.

— Так что делать будем? Придется отправить вас в провинцию! В глушь. Где вы не будете представлять опасность для окружающих, — остановился перед постелью. — Десяток лет там поживете, как на карантине. И если все будет без нарушений, обратитесь с ходатайством в министерство. Может, тогда разрешат жить в Москве.

Серафима, подслушивавшая под дверью весь разговор, не выдержала, вошла встревоженная.

— Куда это Егора увезти хотите?

— В Воронеж или Псков. Куда согласятся принять. Таково положение. Общее для всех.

— Пощадите его! Ведь калека он! Какая опасность от лежачего? Егор во двор не выходит. Чем может помешать? Да и кому?

— Я понимаю, сочувствую. Но правил и указаний не нарушаю.

— Да кто его увидит? Он отсюда, из спальни, не выходит. Нескоро поправится. Дайте хоть на ноги поставить! — заплакала мать, добавив — Изувечили человека, так и этого им мало! Добить хотят…