Эльмира Нетесова - Клевые

— А теперь разве лучше? — насупилась Серафима.

— Оно не лучше, зато не обидно. Хоть ни на кого горб дарма не гнула!

— Тогда у нее оставалось главное — имя! — выпрямилась Серафима.

— Какое? Всех лимитчиц в городе обзывали. Виноватых и чистых. Никто не разбирался. У них одно на всех было имя. Ладно, когда запила, хоть не обидно стало. А до того? И я… Покуда там жила, из грязи не выбралась бы никогда!

— А ты пробовала? — суровела старуха.

— Зряшная затея! И к чему? Как вылезу из болота? Вон девки умнее и красивее, а выше хрена не ускакали. Вместе со мной козлов клеют! За всякого чумарика зубами держатся! Лишь бы заплатил или угостил на худой конец! — отвернулась Райка.

— Но как думаешь выйти из положения? — поинтересовалась Антонина настырно.

— Сама не знаю. Всегда она обо мне пеклась, теперь я — о ней!

— похлопала себя баба ниже живота. И, помолчав, продолжила: — Вот придут подруги, с ними посоветуюсь. Они подскажут, как мне дальше быть.

— Образумиться пора, коль дите под сердцем носишь. Твое оно! В награду от судьбы! Рада будешь потом родить, да короток век бабий! И силы наши — малые! Остепенись. Еще не поздно! Вернись к матери! Возьми в руки ее и саму себя! Стань человеком! Найди в себе силы, отстой своего ребенка. Защити его! Кто знает, может эта ошибка радостью тебе обернется! — увещевала Серафима девку, но та иронично скривилась, слушала вполуха.

Антонине некогда было сидеть с бабой. И она, оставив мать с Раисой наедине, вышла из комнаты, постаравшись поскорее забыть о чужой неприятности.

Серафима, оставшись наедине с бабой, чувствовала себя раскованнее:

— Многие люди ошибаются. Жизнь — это постоянный экзамен. И кто-то проваливается, уходит в отсев, другие — выживают и остаются людьми. Мне так хочется, чтобы ты выстояла, поднялась из своих горестей. Почему-то верится, что сможешь.

— Я — дура! Потому не сумею!

— Дуракам всегда везет. У них особое, свое счастье. Ан и настоящий дурак никогда в том не признается…

— Мамаша меня с детства так называла. Я привыкла и поверила в это! — призналась Райка простодушно.

— А хорошее, доброе за нею помнишь? — спросила Серафима.

Баба посерьезнела.

— Вот эту память почаще буди в душе, — посоветовала Серафима уходя, поняв, что Райка найдет выход из своей беды, ничего дурного не утворит над собой.

Баба, едва за старухой закрылась дверь, легла на койку. Но уснуть не удавалось. В голову лезла всякая чертовщина, а память выталкивала наружу давно забытое.

И снова всплыл тот день, когда она — Райка впервые возненавидела всех жильцов барака, где жила она с матерью много лет.

В тот день лимитчикам выдали получку, и все жильцы барака мигом оживились. Кто-то чистил на кухне селедку, нарезался хлеб, другие поторопились за вином в ближайший ларек. Мать тогда не пила. И с получки принесла Райке кулек печенья. Она запретила выходить в коридор и наглухо закрыла дверь.

Соседи в складчину собирались обмыть получку. Звали мать, уговаривая из-за двери скинуться "по рваному". Мать, прикладывая палец к губам, велела Райке молчать.

— Открой! Знаем, дома сидишь! Чего заперлась? Брезгуешь нами?

— Ишь, гордячка! От людей рыло воротит! Строит из себя чистую! Дура! Выйди, послушай, что про тебя говорят? Хуже нас склоняют!

— Давай, мужики, приобщим соседку к нашей компании! Все ж в одной бригаде работаем, вместе в бараке живем. Она ж, дикарка, уже позабыла, что такое мужик и для чего он нужен бабе!

— Давай ее оприходуем — замолотили в дверь кулаками.

Мать заметно побледнела. Выглянула в окно. Оно выходило на

обрыв — в овраг, залитый до краев грязной, холодной водой. Баба оглянулась на Райку, та поняла, сжалась в комок от страха.

— Отвори! Не то вышибем дверь! — доносились голоса из коридора.

Райка, не выдержав, заплакала от страха.

— Слышь! Ее соплячка воет! — рассмеялась хрипло какая-то соседка. И подзадорила: — Да что вы? Не мужики? Докажите этой недотроге, что она ничем не лучше нас! И пусть не зазнается! Девку ей не ветром надуло! Подсобите вспомнить, как ночи надо проводить. Не свечкой пользоваться, а мужика звать.

— Подналяжем, мужики! — подошел к двери грузчик Костя. Налег. Дверь затрещала и, не выдержав напора, резко распахнулась, впустив в комнату свору полупьяных мужиков.

— Вот она, красуля наша! А ну давай сюда! Зачем скучать, когда в доме полно мужиков! — рванулся к матери первым Костя-грузчик.

Баба кинулась к окну. Но он поймал. Разорвал на ней кофту. Мать успела влепить ему пощечину. Это взбесило мужика.