Эльмира Нетесова - Фартовые

Берендей осторожно спрятался за дерево, притаился, не дыша. И вскоре меж деревьев увидел оленя. Громадные рога гнули его голову к земле. Олень хромал. Передней ногой не мог наступать на мох, а потому шел тихо, вспотычку, осторожно прислушиваясь, оглядываясь на каждый звук.

Берендей подкрался. И едва олень нагнул голову, ударил его топором изо всех сил. Увидев, что убил хромого, Берендей заорал от восторга на всю тайгу:

— Федька! Беги сюда, харя неотмытая!

Харя, вышедший за дровами, испугался, услышав зов. Побежал на голос фартового. Вдвоем они быстро перетащили тушу к будке. О свежевали при свете костерка. Шкуру сушить повесили на будке. А мясо разделили на две части. Половину посолили, вторую — поставили варить в котел, который нашли на берегу реки, — видно, от прежних поселенцев остался.

До глубокой ночи радовались мужики удаче. Ведь оба забыли, когда в последний раз ели мясо.

— Век свободы не видать, если я хоть когда-то ел такое вкусное мясо! — хватал Берендей мясистые куски оленины.

А к утру разболелись у поселенцев желудки, отвыкшие от мяса. И если бы не ягоды лимонника, успокаивавшие резкую, не отпускавшую ни на минуту боль, не миновать бы обоим заворота кишок.

— Вот, гад хромой, отплатил за погибель нам, — покрутил башкой Берендей. Тут он услышал, как кто-то уверенно идет к будке.

Начальник госпромхоза с двумя мужиками несли на плечах громадные мешки, тюки. Сбросив их в будке, позвали к лодке.

Берендей, пошатываясь, встал. Сморщился.

— Что с тобой? — спросил его один из приезжих. Поселенцы рассказали об олене.

— После этого мяса сырую воду нельзя пить. Да и опасно оленину на ночь есть. Она отдых не любит. Поел — поработай.

— Да просто давно мяса не ели. Еще разок, другой, понемногу и наладится все. Ведь лопали без хлеба. Потому и отрыгнулось болью. Ну да хлеба мы вам два мешка привезли. Ешьте, сколько влезет, — говорил начальник госпромхоза.

Когда от мешков, узлов и свертков стало тесно в будке, Берендей рассмеялся: придется, видно, им с Федькой строить новый дом.

Фартовый пошутил. А Трофимыч, так звали начальника госпромхоза его спутники, быстро оглядев поселенцев, словно примерялся, сказал:

— Что ж, стройтесь, материалами поможем. Времени у вас много.

— Да не обучены мы этому, — взмолился Харя.

— Ничего. Плотников пришлем. Покажут, научат, помогут. И заживете по-человечески, постоянно, не сезонниками.

— Забарахлились мы с тобой совсем, — ворчал фартовый, когда гости уехали. Он злился от того, что не может вырваться из этой глуши и вынужден жить здесь годы.

Нет, надо искать какой-то выход из этой каторги. Пора на волю, к кентам. «Устал я от этой будки, от тайги, от моря, хочу в город к своим, хочу своих дел. Ведь с ума можно сойти от этих заброшенок», — сдавил голову руками Берендей. Его уже не радовала гора продуктов: «Ну что меня ждет здесь? Дожди, сырость, скука. А зима настанет, даже на лодке не приедут к нам. Табаком не разживешься. Занесет снегом по самые… И кукуй. Нет, пехом, но уйду отсюда. Не согласится Харя, хрен с ним. Один, сам слиняю».

В эту ночь фартовому не спалось. Он ворочался так, что койка на все голоса визжала. За будкой выл ветер, застревая в ракушках, пел на разные голоса.

«Нет больше сил. Сколько можно рубить этот сушняк, ловить рыбу, собирать грибы, как баба?»

Натянув на плечи привезенную телогрейку, он сунул в карман пачку галет, папирос, вышел из будки. Ноги сами понесли к морю.

Фартовый не слышал, как за ним, пискнув, приотворилась дверь. Из нее выскользнул Харя. Держась в тени, пошел по берегу следом за Берендеем. Фартовый шел размашисто, решив до утра миновать Ново-Тамбозку и на незаметном для глаз повороте, где поезд замедляет ход, вскочить в вагон, уехать в Южно-Сахалинск.

Харя, прижимаясь к берегу, еле поспевал за Берендеем.

Фартовый поначалу не обратил внимания на начавшийся прилив. Волны постепенно теснили его к скалистому берегу, набрасывались на ноги с шипеньем.

Берендей и не заметил как оказался прижатым к скалам. Здесь во время прилива вода поднималась на шесть метров.

Фартовый, спасаясь от прилива, лез на скалу. Но волны опережали. Отхлынув на миг, словно подарив человеку глоток воздуха, волны с разбегу ударяли его в спину, прижимали к скале, обдавая брызгами с головы до ног, а потом увлекали за собой, играя, как беспомощной игрушкой.

Вся одежда давно промокла. Лицо и руки избиты в кровь о скалы. Лишь упрямое сердце рвалось навстречу неведомому, не чуя боли и опасности.