— Тебя фартовые ищут. И нас спрашивали, где ты? — с опаской оглянувшись на Дядю, шептала чувиха,
Дамочка весь вспотел.
— Берендей не смылся?
— Он-то тебя ищет.
— Пусть бегом бежит! — облизал Дамочка сухие губы. И, глотнув из бутылки, сказал, оттопырив губу: — Уж я с него сдеру свое!
Едва Берендей протиснулся на следующий день в палату, Дамочка, протянув к нему ладонь, потребовал.
— Гони! Иль думал, что некому стало должок вернуть? Да я и сдохнуть не мог, покуда его не получил. Гони! Не тяни резину.
Берендей вытащил из-за пазухи сверток.
— Поправляйся, кент!
Дамочка просиял от радости. Он так давно не видел купюр, да еще столько! Нет, с таким наваром не годится болеть. Надо
скорее домой, на Сезонку. Несколько хороших попоек враз поставят на катушки.
Берендей разглядывал Дамочку так, словно видел его впервые.
— Кто ж мне красного петуха пустил, неужели шальная баба за чувака? Иные грозились тем. Но не насмеливались. Боялись. А может, тот фрайер, какого мы пристопорили в тот вечер? Не сам, конечно, «малина» его отплатить могла, — то ли спрашивал, то ли размышлял вслух Колька.
— Сыщем. Из-под земли найдем, — не хотел тревожить Кольку Берендей.
— Пятерых кентов потерял. Сгорели. Не могли вырваться наружу. Меня чуть не загробили. И все ж живой я! А раз так — изыщу с падлы. За все! На сходе! Я его, паскуду, всюду достану. Мурло запомнил.
— Не ерепенься. Духариться будешь, когда поправишься.
Не один ты; как и положено фартовым, вместе беспределыциков сыщем. По нашему закону судить будем. Сходом, — подтвердил Берендей.
В это время в палату вернулся Дядя. Увидев его, Берендей от удивления встал:
— А я думал, что тебя уже нет…
— Все того хотели, — хмуро бросил Дядя через плечо и прошел к своей койке.
— Так на меня чего бочку катишь? Я о том деле ничего не знал.
— И то ладно, что не стал заодно с Привидением, — отмахнулся Дядя.
— Оп того не хотел.
— Не темни, в тот вечер он меня сам пришить хотел. Да сбил я ему кайф, — хмурился Григорий.
— Слушай, Дядя, никто тебя жмурить не думал. Мы теперь много кентов из-за беспредела потеряли. Выловить, накрыть их нам надо. Чтоб все по закону было. Теперь каждый фартовый дорог. Даже те, кто в больших делах не бывал, — покосился Берендей на Дамочку.
— Кого еще уложили? — встрепенулся Колька.
— Это на Сезонке узнаешь. А теперь не буду стопорить вас. Кенты ждут, — встал Берендей.
В коридор он вышел вместе с Дядей. Они о чем-то долго говорили в тенистом углу больничного двора.
/(идя то мотал головой, то смеялся во весь голос, держась:»а живот, то говорил шепотом с Берендеем, будто делился секретом.
Колька, глядя на них, сгорал от любопытства и зависти.
— Меня обошли. Западло Дамочка. Свои дела обговариваете, я вам уже не кент, не фартовый. У, скорпионы! А я из-за вас, из-за тебя, Берендей, вляпался в эту заваруху, шкурой поплатился. А ты — целехонек! И еще от меня секреты заводишь, змей! Ну, дай только оклематься! Все припомню! Заткнул мне пасть тремя кусками! Да мне их на латки не хватит нынче, — достал Дамочка деньги и онемел. Не три, тридцать кусков отвалил ему Берендей! От такой неожиданности Колька потерял дар мыслить. В маленьком лобике его все перепуталось, перемешалось. Он гордо выпятил вперед грудь коленкой: — Ох, видать, и я гож в крупные акулы, раз мне такой куш отвалился! Видать, знатно я того фрайера отделал, если столько отломилось. Да за такой навар можно и еще один пожар перенести! Только чтоб в жмурах не остаться, а то кто ж гудеть будет? Да за такое я всю Сезонку насмерть напою. Нет! С такой мошной не стану здесь валяться. Смоюсь. Сегодня же, — лихорадочно тряслись руки Дамочки.
Колька стал искать свою одежду под койкой, в тумбочке, но ничего не находил.
— Черт, неужели меня в чем мать родила сюда привезли? Где мое барахло? — возмущался Дамочка.
Он так расстроился, что стал швырять табуретки в дверь, как это с ним по пьянке случалось на Сезонке. На шум пришла нянечка. Увидев беспорядок в палате, укорила мягко:
— Лечат, лечат вас здесь, а в благодарность свинство получают.
— А ты не гавкай, старая транда, лучше вякни, куда барахлишко мое подевала? Иль на базаре спустила за бутылку? — уставился на нее Дамочка.
— Да у тебя, видно, мозги сгорели. Какое барахлишко? Тебя даже без шкуры привезли в реанимацию. Никто не верил, что жив останешься. А ты — барахлишко… Дурак совсем, — приводила нянечка палату в порядок.
— А если я сорваться отсюда хочу, в чем мне идти, голиком по-твоему?
Читать дальше