Эльмира Нетесова - Фартовые

Берендей никому не грозил и ни на кого не кричал. Считал, что крик — удел баб и слабаков. А таких он в «малинах» не держал.

Случалось, и при нем сыпались кенты, откидывали копыта по кипежу. Но никогда милиция не могла загрести сразу столько матерых воров.

Помнили кенты, Берендей не раз организовывал им побег до суда или сразу после него.

Рисковал… А вся жизнь фартовых — риск.

Берендей дорожил каждым кентом и никого, никогда не вы

водил из закона. Помогал гревом каждому попавшему в неволю. Дядя об этом забывал.

Берендей знал: фартовых нельзя бить. Нельзя материть. Не прощают они и угроз. Дядя с этим не считался.

Берендей был паханом всего Южного Сахалина. Дядю признали лишь несколько «малин» города.

Берендея ждали с нетерпением. Все. Даже Цапля. Об этом говорилось постоянно. Всегда. Дядя был на правах временного пахана.

Фартовые, уже сидя в камере, долго говорили об этом.

Дядя тоже понимал, что неудачи последнего времени не пройдут ему даром. Ведь со дня на день должен вернуться из ходки Берендей. К его приезду надо слепить хоть пару «малин». Да где взять фартовых, воров в законе, если кругом одна шпана?

Пахан наведывался к сезонникам, которые приезжали с материка подзаработать на рытье шурфов у геологов. Проговорил с мужиками до ночи.

Были в той пестрой компании двое бывших фартовых. По татуировкам их Дядя признал. Сами век бы не признались.

Один даже в Певеке срок отбывал. Десять долгих лет. Но тот мужик вернуться в «малину» не захотел. Сказал, что на Северах удачу свою отморозил. С тех пор завязал с прошлым напрочь.

Кем он был, с кем фартовал, не захотел рассказать. Матюгнул Дядю за то, что в душу лезет, не спросясь, и вернулся к остальным мужикам. Сказав на прощанье, что фартовые гребут много, да живут мало. А ему нынче детей кормить надо.

Второй о себе ни слова не выдавил. Татуировки ему в Усть-Камчатске накололи щедро. Дяде такой «почерк» был знаком. Значит, человек на воле паханил. Но почему отошел от воров, как уцелел от мести воровской? Дядя этого так и не узнал.

Молчаливый собеседник долго слушал пахана. Иногда в глазах его загорался знакомый огонек. Мужик дрожал от услышанного. Соблазнительно. Но… Что-то мешало, словно гирей висело на шее, не давая распрямить ее. И через минуты брал себя в руки мужик. Успокаивался. Не дергался. А к концу дядиного монолога совсем охладел к теме. Стал гнусно зевать, почесывать в волосатой груди грязными, заскорузлыми ногтями, как скребком.

Дядю это стало раздражать. Он психанул и, смерив откольника презрительным взглядом, ушел в город. Не повезло. «Но ведь так случается не всегда», — успокаивал себя Дядя, неторопливо проходя по улице. И вдруг… Нет. Не показалось.

Дядя заторопился. Скорее, чтоб не потерять из виду. Господи, да откуда такая пропасть народу? Зачем они все сюда пришли? Что им здесь нужно?

— Пропустите, — расталкивал пахан плечами нахлынувшую толпу. А она отталкивала его, несла на плечах и локтях то к выходу из магазина, то к кассе, то к прилавку.

Дядя был готов взреветь от злобы. Хоть бы не потерять из вида…

Цапля, ничего не подозревая, загружал в авоську свертки. Прижавшись спиной к стене, он не видел рвущегося к нему Дядю.

Цапля уже уложил все свертки в авоську и пошел к выходу, подхваченный толпой. У самых дверей лицом к лицу столкнулся с Дядей.

Цапля растерялся. Из сетки торчала груда пакетов, свертков. Пахан глянул на непривычную для фартовых ношу, криво усмехнулся. Приметил чистую одежду на законнике:

— Прибарахлился, теперь кайфовать хиляешь? У бабы шестеркой заделался?

— Вали за магазин, — едва успел предложить Цапля, как поток людей, подхватив, выдавил обоих из магазина. На улице воры едва перевели дух.

Цапля оправился от смущения, был спокоен. Предложил первым:

— Прошвырнемся малость. Вон за тем углом потрехаем, — и, нырнув в карман брюк, впервые не обнаружил ножа. Ивановна перестаралась…

Дядя шел рядом, искоса поглядывая на Цаплю.

«Ишь, небось, за перо вцепился, падла гнилая. Всадит теперь в спину и весь треп заглохнет на том. Верно знает, что кенты засыпались. Но как он сам слинял?» — недоумевал пахан.

«Руку из кармана не вытащу. Пусть ссыт, падлюка. Я ему устрою гоп со свистом», — решил Цапля.

Когда фартовые свернули в пустынный двор, Цапля, не дав опомниться Дяде, сразу взял его на «арапа».

— Какого рожна пасешь меня по пятам? Фартовых просрал, «малины» завалил. На хрен я тебя паханом считал? Не было у нас такого хозяина, кой в притоне тыкву теряет. Не пахан ты мне. Отваливаю я в другую «малину». До Берендея…