Юлия Латынина - Охота на изюбря

Было без четверти одиннадцать, когда в двери коротко прозвенел звонок.

— Кто там? — спросила Ира.

— Это я.

Ирина распахнула дверь. Извольский стоял на темной изгаженной лестничной площадке с огромным букетом в руке. За ним топтался охранник с целой кучей пластиковых пакетов. Сердце Ирины куда-то упало, и она поскорее оперлась рукой о косяк.

— Я думала, вы не придете, — сказала Ирина. — Я не одета…

Она говорила, чтобы что-нибудь сказать. И ей почему-то казалось, что она говорит сплошную глупость.

Извольский по-хозяйски поцеловал Ирину в щеку.

— И отлично, — сказал он, — сил нет еще в кабак куда-то переться.

Охранник уже молча и споро разгружал на кухне пластиковые пакеты. Ирина заметила какие-то закуски, салаты, огромный торт. В отдельном пакете были бутылки — два коньяка, четырехгранная высокая водка, шампанское для дамы и две бутылки вина. «Господи, куда столько?» — ужаснулась Ирина.

Охранник исчез так же бесшумно, как появился, дверь за ним захлопнулась, Извольский с Ириной остались одни. Извольский огляделся: он был в однокомнатной квартире, чистенькой и бедной. В раскрытой двери прихожей виднелась маленькая кухня, дверь справа вела в большую комнату, сплошь заставленную книгами в тусклых обложках. Даже в прихожей стенку подпирал книжный шкаф, и пока Извольский вешал плащ, одна из книжек слетела на пол к его ногам. Извольский поднял книжку: книжка принадлежала перу какого-то Броделя и трактовала, сколь мог судить директор, о Средиземноморье эпохи Филиппа II, время жизни которого Извольскому было совершенно неизвестно. Извольский тоже недавно читал статью некоего Броделя о применении конвертерных шламов в производстве цемента, но он подозревал, что это не тот Бродель.

— Я сейчас приготовлю что-нибудь поесть, — сказала Ирина.

— Ага, — директор, скинув туфли, прошел в кухню, ухватил один из коньяков и отбыл с ним в гостиную.

Там Извольский сел на диван, скрутил бутылке горлышко и глотнул несколько раз, чувствуя, как отпускает его безумное напряжение дня, кипы контрактов, Белопольская АЭС, ругань замминистра Китай-чикова в трубке и косой след утюга на белом, как простыня, животе сброшенного в овраг трупа.

Впрочем, владевшее директором беспокойство никак не сводилось без остатка исключительно к паршивцу Заславскому.

Вопреки обычному представлению о «новых русских» как о патентованных развратниках, плещущихся в шикарных бассейнах с соблазнительными проститутками и охотящихся в компании крутобедрых нимф на крокодилов в Южной Америке, Вячеслав Извольский вел жизнь, которая многим бы показалась достаточно аскетической.

Человека, приходящего на работу в восемь часов и покидающего офис около двух ночи, как-то не тянет в бассейн с зеленоглазой наядой. Его тянет спать. Правда, гендиректору не обязательно отправляться в ресторацию, чтобы пообедать: заказ всегда могут доставить прямо в кабинет. Отсюда и возникает необходимость периодического пользования секретарш, столь же удобных в смысле экономии времени, как и столовая внутри здания.

Извольский давно привык снимать стресс таким способом, однако месяца три назад с ним случился конфуз: после длинного заседания он зазвал секретаршу Верочку в комнату отдыха, но то ли мозг его был занят какими-то соблазнительными финансовыми видениями, то ли еще что — а только на Верочку у него почему-то не встал.

Спустя два дня повторилась та же история. Извольский огорчился и выгнал Верочку, а вместо нее Черяга привел красивую куколку с льняными волосами и голубыми глазами Мальвины. Но и с куколкой вышел если и не совсем конфуз, то что-то крайне неудовлетворительное. Следующая секретарша была просто профессиональная проститутка, деликатно подсунутая все тем же Черягой. Дамочка была столь искусна, что расшевелила бы и мертвого, и с этой стороны было все в порядке, но вот беда — как секретарша, она никуда не годилась, и Извольский выгнал ее после первого же перевранного звонка.

Ситуация складывалась неприятная, тем более, что вторую секретаршу, которая Мальвина, сплавили заму, и зам оказался чрезвычайно доволен. По заводу уже начали перешептываться. Черяга расспросил обеих секретарш и, разумеется, все знал, но с шефом на эту тему сам не говорил. В конце концов, непосредственного отношения к безопасности завода тема не имела.

Поэтому Извольский взял четвертую секретаршу — девятнадцатилетнюю орхидею с гибкой талией и большими глазами, и больше секретарш не менял. Все на заводе вздохнули облегченно, и только один Черяга знал маленькую подробность: к орхидее Извольский не притронулся.