Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Дочь пахана

— Фартовая должна быть намного образованнее всех светских барышень! — настаивал Сивуч, заставляя читать, писать, разбираться в тысячах вещей, во всех подробностях фартового ремесла — сложного и многогранного.

— Ты знаешь, что такое быть «в законе»? Так вот секи, ты никогда никого не должна любить. Это первое требование ко всякому, кто сдышался с малиной! — объяснял Сивуч Капке причину этого требования и запрещал ей следить в дыре забора за городскими детьми, приходившими в лес за грибами и ягодами.

— Не ровня они тебе! Не хевра! Кентоваться не будешь, — отрывал за шиворот.

Капка всегда была занята. Сивуч загружал ее постоянно, не давая скучать. Уборка в доме, кухня, стирка, все это стало знакомым и привычным. Случалось по вечерам Сивуч учил играть в шахматы или в забавные игры на интуицию и сообразительность. Эти игры Капка любила. А фартовый, словно неиссякающий родник, придумывал новые забавы.

— Вот как ты отличишь из толпы богатую бабу? — спрашивал пацана.

— По одежде! На ней цепочек и колец, как на елке навешено. И сама из себя — толстая, как свинья. Потому что все пархатые жрут в три горла.

— Дурень! — щелкал его по лбу Сивуч и продолжал:

— Схватит такую толстуху шпана, сдерет все. А там — сплошная дрянь, медяшки. Ни одной цепки из рыжухи. И кольца копеечные. И сама баба — сплошная боль. Настоящая богачка на себя не напялит лишнее. Боятся показухи. Из такой слово не выжмешь. Одевается просто, серо. Чтоб не выделяться. Деньги в кошельке — одна мелочь. Но ты в корень смотри. На серьги. Богачка дешевку не нацепит. Обязательно бриллиант. Пусть и крохотный. Не пользуется дешевыми духами. И больше всего презирает плохую косметику и копеечные сумочки. Это давно проверено.

— А нам ее на гоп-стоп не брать!

— Разбираться и в этом должен!

— Зачем? — удивилась Задрыга.

— Скоро до вас допрет! — пообещал Сивуч.

Мальчишек он учил быстро и бесшумно снимать картины

со стен, оставляя пустые рамы. Нередко заставлял их играть в ограбление ювелирного прилавка. Ребята входили в темный зал. Они наощупь находили тумбовый стол, уставленный звонким хрусталем. Малейшее неосторожное движение и все бокалы, рюмки, графины, кувшины начинали звенеть на все голоса.

Бесшумно выдвинуть все ящики, выбрать из них ценное содержимое, а не все подряд, задвинуть ящики тихо на место мальчишкам долго не удавалось. Сивуч ни один промах не оставлял без наказания.

Задрыге легко удавалась эта игра в ограбление, зато она боялась темноты комнаты и всегда выскакивала из зала с шумом, в ужасе. Ей казалось, что кто-то хватает холодной рукой за горло и сжимает, душит… Но постепенно Капка одолела страх. И наравне с мальчишками получала от Сивуча похвалу за успех «в деле», пока игровом.

Но вот Сивуч решил проверить в деле своих учеников и повел всех троих в городской музей.

— Секите, ничего не брать! Кентели поотрываю. Зырьте внимательно. Когда воротимся — устрою проверку, кто что оценил, как тот музей тряхнуть можно?

Больше полдня ходили они по залам, смешиваясь с толпой, наступая кому-то на ноги, зло отталкивали сдавивших их горожан. Их то прижимали друг к другу, то разносили по залам. Вышли они из музея лишь под вечер.

Растрепанные, потные, усталые едва доплелись до скамейки в скверике, собрались перекусить, увидели подъехавшие милицейские машины, услышали свистки, шум. И Сивуч, оглядев притихших пацанов, заспешил с ними домой.

Уже во время ужина один из ребят достал золотую монету из кармана.

— Спер. Не выдержал, — сознался тихо.

Второй выволок браслет сказочной красоты, какой нашли при раскопках археологи.

Задрыга достала маленькую статуэтку из сандалового дерева. На нее никто не обращал внимания, но она оказалась бесценной и стоила много дороже браслета и монеты.

— Выходит, все сорвали навар! — рассмеялся Сивуч, понявший, что выросли его ученики и теперь уже не пропадут, не станут обузой малинам.

— Знать, лягавые неспроста шухер подняли! Загоношились враз! Но мы успели смыться! Зато фраеров всех тряхнут, обшмонают до единого! Нам туда нынче шнобели не совать. Дважды в одном месте не фартит, — учил он «зелень» и рассказал им о своем случае:

— Молодняк я был тогда. Вроде вас — нынешних, зелень. Вот и стукнуло — судьбу испытать, влез с кентами в меховой. Знатно его почистили. И никто не попух. Мне по кайфу пришлось. И через месяц стал кентов подбивать снова туда возникнуть. Троих по бухой уломал. И все вчетвером накрылись. Попутали лягавые. Мы под шафе были. Не почуяли табачного запаха. А ведь продавцы — одни бабы. Менты ловушку подстроили. Разнесли слух по городу, что с Северов пушняк привезли. Мы и клюнули. Менты не кемарили. Живо схомутали. И всех в Сибирь. На пятнадцать лет. Если б не слиняли, так бы и откинулись там в сугробах. А по весне — на корм пушняку… С тех пор в одно и то же место не хожу. Не хочу живцом стать. И больше всего не доверяю слухам… Особо тем, о золоте, о пушняке, о выставках… На все эти хитрости менты наших кентов ловят. Как в капкан.