Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Дочь пахана

Капка попыталась встать и не смогла. Боль свалила, отняла сознание.

Сколько она пролежала на диване — не знала. Очнулась оттого, что кто-то осторожно переворачивает ее на бок. Капке делали перевязку. Седой человек в марлевой маске смотрел на девчонку строго из-под роговых очков:

— Терпи, — попросил или приказал тихим голосом. И взяв щипцы, захватил ими кусок ваты, окунул в йод, смазал что- то на боку Задрыги.

— Серьезно задел! Да и крови потеряно много. Но человек крепкий. Должна выжить, — говорил глухо кому-то или самому себе.

Марлевые, белые салфетки мелькали одна за другой.

— Обезболим тебя и уснешь, — взял в руки шприц.

Задрыга хотела выругаться, убежать от уколов. Она не

любила и боялась их. Но не могла и пошевелиться. Губы запеклись, их невозможно было разодрать. Язык сухим сучком обдирал нёбо.

Капке хотелось узнать, где она и что с нею? Но слова застряли в голове и не проходили в горло.

— Спи! Выздоравливай! — услышала она над самым лицом и увидела, как человек положил пустой шприц в стерилизатор.

— Во, падла! Кайфово управился старая плесень! Я даже не почуяла, что и куда он мне засобачил! — подумала Задрыга и тут же стала проваливаться в мягкий белый снег, одно удивило, он был очень теплым и нежным. Он не обжигал, как гот, по какому босиком заставлял ее бегать Сивуч,

— Я с тобой! — услышала у самого уха голос, похожий на отцовский. Но никак не могла открыть глаза. И не увидела… А может, ей послышалось, показалось… Ведь не будет Шакал сидеть рядом с нею. У него свои дела. Поважнее Задрыги. Ему всегда некогда.

Но так хочется, чтобы именно пахан оказался теперь рядом. Но нельзя… Законники не прощают слабостей друг другу. Пахану и тем более их не спустят.

Не станет Капки, возьмут у Сивуча пацана. Обученного всему. И через неделю вовсе забудут, — текут по щекам слезы. Их не остановить. Они изнутри, из самой середки пробились проклятые. Ведь не от боли. Ничего уже не болит. Просто не хочется умирать. Хотя и жить вроде бы ни к чему. Разве только увидеть еще разок море! Да и оно, наверное, привиделось ей.

Капка вздрагивает:

— А может, я откидываюсь? Насовсем? Может, мне уже не вскочить на катушки? И приморят меня на погосте, одну, среди совсем чужих. Никто ко мне на могилу не прихиляет, не пожалеет, что так шустро накрылась. И старый Сивуч не возникнет. Он на халяву жалеть не станет даже самого себя. Вот разве Мишка Гильза? Сколько лет под одной крышей морились, махались, базлались. А незадолго до отъезда что-то случилось. И понравился пацан. Нет-нет! О том ни звука! У фартовых нет любви! Кто даст волю сердцу — теряет удачу, а потом саму жизнь! — так учил Сивуч.

Потому старалась не смотреть в его сторону, не слышать голос, не знать о нем ничего

Но, словно черт в бок толкал. Назло всему, поворачивала голову в сторону Мишки. Он стал замечать перемену. Удивился. Потом и сам почему-то не сводил с нее глаз…

— Потому что других девок рядом не было. Одна. Вот и смотрел, как на чучело. Был бы выбор — не оглянулся, — ругает себя Капка.

— Видел он девок. Всяких. Да не потянула душа. На нее смотрел. Не все в роже! Нашел, увидел в Задрыге что-то иное. Но тоже смолчал. Ни слова не обронил. Так и расстались молча. Теперь уж, вряд ли суждено встретиться…

Плачет Капка О Мишке и о море. Молча, сквозь зубы и веки.

Как мало прожито, как много пережито…

Холодеют синие губы Зубы намертво сцеплены. Ни звука сквозь них. Дыхание еле угадывается

— Жива ли она 9

— Видишь, плачет! Выходит, жива!

Задрыга не слышит, ничего не чувствует. Она далека отсюда, от всех земных забот малины. Она теперь в саду, громадном и красивом, где много цветов и стрекоз, где птицы и бабочки одна другой прекраснее — порхают вокруг Капки, поют веселые и смешные песни.

Задрыга даже о рогатке забыла совсем. Зачем она ей? Девчонка кружится вместе с мотыльками, боясь наступить на цветы. Ей никого не хочется обижать, потому что вокруг все

добры и любят ее, как никто и никогда в жизни. Она не видела раньше ничего подобного. Ей так не хочется покидать этот сад. Да и зачем? Ведь никто не гонит Задрыгу отсюда, все рады ей.

И вдруг она слышит голос Сивуча. Он доносится издалека, из маленькой черной тучки, что спряталась в густой кроне дерева:

— Чего сопли пустила, безмозглая вонючка? Носишься тут, как гавно в проруби! Иль дел не стало? Иль на халяву тебя, мокрожопую, в люди вывел? Чего, хвост задрав, позоришь, дура, кровь фартовую? Завязывай с кайфом! Пора в малину отваливать! К кентам!