Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Дочь пахана

Куда она едет? Куда спешит? Да какая разница? Земнухову некуда было торопиться. Его никто и нигде не ждал.

Машина оказалась из Белоруссии. Водитель приезжал на Орловский машиностроительный завод за деталями и теперь спешил обратно. Домой, к своей семье, к детям.

Понемногу они разговорились. Водитель сказал, что сам он родом из Полесья, из глухой деревеньки, затерявшейся в лесах, куда в войну и немцы не смогли добраться из-за болот и глухомани.

— Там у нас кикиморы да лешаки живут. Весь люд в города сбежал. Кому охота в деревне маяться? Вот и ищут жизнь легче, да сытую. Тяжко нынче там стало. Детву в школу всякий день не потащишь за полсотню километров. А в интернат отдавать страшно. Чему их там научат без родителей? Сбалуются! То-то и оно! Пришлось самим в город уезжать. Если б не дети, в жизни со своей земли не утек бы! — вздохнул шофер.

— А родители там остались? — спросил Седой.

— Их с лесу не сковырнешь. В городе дня не могут. Задыхаются. Нашу воду пить не хотят. Вонючая! А к харчам куплёным несвычные. Только свое признают, как все деревенские. Оттого они крепче и здоровее нас. Дай им, Бог, доброго! Еще работают.

Земнухов поинтересовался жизнью, работой, условиями, заработками, спросил о людях. Задумался. И решился…

А тем временем Черная сова искала Седого в Звягинках.

Глыба, переодевшись в бабье, за руку с Задрыгой, вошли

в избу в Волчихе. Поздоровались приветливо. Бабка, оглядев обоих, спросила, кого ищут, что хотят от Звягинок?

— Сожитель от меня сбежал, бабонька! Пять лет с ним прожила душа в душу. И нате вам, поругались из-за мелочи. Сколько такого бывало? А тут я, дурная ляпнула, что надоел он мне. Сашка — за чемодан и ходу сюда!

— Уж не Земнухова ли ты ищешь? — прищурилась Волчиха.

— Его самого! Санечку! Помоги, бабуленька, стань матерью, помири нас! — просил Глыба старуху.

— Его тут многие искали, — прищурилась Волчиха, разглядывая накрашенное лицо Глыбы.

— Женщины?

— Бандиты! Они недавно нашего участкового убили.

— Да, сидел Сашок в тюрьме. Это верно. Но ведь ни за что попал, — вытер платочком мокроту Глыба.

— Вор! Ни за что сидел? Да ты сама, видать, не лучше? — поджала губы Волчиха.

— Да что вы, бабуся? Я бухгалтером работаю. На швейной фабрике. Саша хотел закончить курсы наладчиков оборудования, да вот, поругались. А может у него женщина тут появилась, а я, дуреха, реву? — спохватился Глыба.

— Нет у него женщины! И самого нет. Уехал сегодня утром. Отпустили его из колхоза. На все четыре стороны. Замучили деревню его урки. Да и сам устал, видно. Нынче, чуть свет видела я, как уходил из Звягинок. Навсегда! Возврату ему сюда уже нет. Никто его не возьмет обратно.

— Уехал? И от меня? А куда ж теперь он смотался? — простонал Глыба, всхлипывая натурально.

— Вот этого я не знаю. Никому он о том не сказал. Да и сам навряд ли что решил. Ведь родня его вся тут схоронена. И невеста! Красивой девкой была! О ней он и говорил, и помнил. А вот о тебе словом не обмолвился! Видать, жить не думал. А ссора — поводом стала! — злилась Волчиха.

— А у кого он жил? Может, тот человек знает больше? — спросил Глыба.

— Да только недавно от меня Акулина ушла. У нее он остановился. Как раз о Земнуховых мы с ней говорили. И об Сашке. Ничего не сказал. Даже не поблагодарив, не простившись с нею — уехал. Бессовестный, пропащий человек! — сплюнула бабка в угол. И спросила, указав на Капку:

— Уж не Сашкин ли этот ребенок?

— Нет! Она моя! От первого брака. Мне всю жизнь не везет! — засморкался Глыба и только засобирался уходить, в дом к бабке почтальонка вошла. Отдала письмо. И старуха, указав ей на гостей, сказала:

— Земнухова баба! А он тут сиротой несчастным прикидывался. Пять лет морочил дуре голову. Чуть поссорились, сбежал сюда! И замучил нас бандитами. Бабе своей даже не сказал, что в селе прижился. Она, глупая, по морозу ездит, его ищет. Он и отсюда смотался.

<���— Да плюнь ты на него, засранца! На него колхозницы — положили! А ты чего за ним гоняешься! Прокормишь ребенка и без гавна! Может, человек сыщется! Санька же с ворами спутался. Убить его хотели тут! — развязала язык почтальонка.

— Может, и гавно! Да кто ж знает, бабы, другой будет ли лучше?

— Э-э, милаха! Силой мужика не удержишь! Этим кобелям, хоть масло под хвост лей, коль не люба — не уговоришь, — вздохнула Волчиха.

Глыба, едва вышел с Капкой от Волчихи, заматерился по- черному, обозвав Седого так грязно, что Задрыга изумилась. Никогда не слышала от фартового ничего подобного.