— Ты их тоже всему научил?
— Конечно. Но не любят, не лежат их души к делу гончарному. А и силой не навяжешь. Хотя у Никиты прекрасные росписи получаются, а у Женьки обжиг. Но не состоялись преемники. Всяк раз уговаривать приходится. Сами никогда не появятся. Видно, так и остановится гончарный круг, когда меня не станет. — Глянул на Борьку, тот ничего не сказал в ответ, лишь спросил:
— А тебе охота ковыряться в глине? Небось, если б не нужда, давно бы плюнул на это дело?
— Конечно, иногда ни к чему руки не лежат. Но когда возьмешься, все плохое забывается. И глина в руках теплом дышит, слушается. Из нее что хочешь можно сделать. Нет на земле более податливого материала.
— А как с мамкой пожениться решил? Иль другой бабы не было?
Герасим никак не ожидал такого вопроса.
— С мамкой? Объявление прочел. И решился.
— А ты знал, что я имеюсь?
— В газете сказала о тебе! Выходит, знал!
— А долго вы дружили?
Герасим смутился и спросил:
— Тебе это зачем?
— Вдруг тоже женюсь!
— Рано тебе о том думать. Повзрослей, не спеши с семьей. С этим никогда не опоздаешь.
— А если она ждать не захочет?
— Кто? — расхохотался Герасим и сказал: — Твои невесты покуда на горшках сидят в детсаду. С ними еще говорить не о чем.
— И не в детсаду! Ксюха уже большая, почти как я! Мы с ней дружим. И с Нинкой тоже…
— Сначала определись, какая из них твоя! С двумя сразу нельзя, дружок мой. Не то бабы ощиплют! Они нынче верность уважают. Чтоб одну до самой смерти любил. Вот так!
— А ты любил кого-нибудь?
— Само собой. Наталью, твою мать.
— Это теперь. До мамки разве никого не было? Вон у крутых сколько девок! По тыще на каждого, и все мало. Всяк день новых приволакивают.
— То, Борька, не любовь!
— Все так, не только крутые. Знаешь, сколько путанок в городе? Тыщи! Ясам видел, как к ним женатые заруливают. Вон к Ленке, что хахалей клеит возле базара! Подваливают и говорят ей: «Пошли любовь крутить!» И она идет, Хоть с крутым иль с козлом. Ей лишь бы платили. У ней этой любви полные трусы. Даже меня обещала научить. Да не обломилось. Ты в деревню уволок…
— Не жалей о ней. Любовь не та, что за углом продается. Она одна на всю жизнь…
Герасим не любил говорить о женщинах. Предпочитал смолчать. Но Борька достал:
— Не бывает мужиков, какие не любили! Мне кенты говорили, что с самого детства имели девчонок. И не по одной. До женитьбы полгорода девок узнали. А ты что, дурак?
— Темнуху они несли. А ты и поверил, глупый. Кто много хвалится, ни на что не способен. Знаешь, вот в этой нашей деревне случай был, даже мать наша еще того человека помнит. Я тогда был таким, как ты теперь. И приехал к нам в деревню культмассовик, по-нашему — заведующий клубом. Наши колхозники на радостях старый пустовавший курятник отчистили и отмыли. Все ж, что ни говорит городской мужик приехал окультуривать всех. Решили не ударить мордой в говно. И не только в птичнике, а и вокруг него все под метелку вымели. А тот завклубом — Симкин была его фамилия — решил киношку прокрутить, а уж после нее танцы устроить. Молодежи набилось больше, чем кур когда-то. В основном девки. Ребят здесь всегда не хватало. И вот этот Симкин нарасхват пошел. Ох и расцвел барбос, как в малиннике. Недели не минуло, хвалиться стал, вроде он за это время больше половины девок испортил. Главное — всех забрызгал. Вроде все они сами ему на шею повисли. Какие гадости о них плел, даже обидно было слушать. А Симкин, что ни день, другую уже огулял. Всех девчат смешал с грязью, испозорил поганым языком. Ну а девчата деревенские, как и другие, на язык вострые, но меру всему знают. Услышали про брех Симкина, затащили его в круг и говорят: «Покажи, с кем из нас ты кувыркался? С кем успел любовником стать?» А Симкину и сказать нечего. Пытался все на шутку свести, метет хвостом перед девками, а тем не до смеха. Каждая именем дорожила. Ведь когда-то замуж выходить, но кто возьмет испозоренную? Вот так-то с подзатыльниками и поджопниками, привели в правление, где мужики кучковались. Потребовали, чтоб при всем народе правду сказал. Симкин и признался, что он импотент. Мужики его на смех подняли. Девки вилами и граблями до самой околицы гнали. Выперли из деревни навсегда за брехню. И больше не пускали работников культуры, обходились без них. Ну а вывод сделали все. Кто много говорит о себе, тот ничего не стоит. В деревне всяк человек раскрывается быстро.
— Я ж не собираюсь здесь на всю жизнь оставаться! — испугался Борис.
Читать дальше