— Возвращайтесь домой. Вы свое сполна отдали. Теперь отдыхайте. Что значит не хочу? Вы — балласт! Помеха здоровым! Езжайте и лечитесь! — уже не советовали, а требовали.
«Домой? Но что я, инвалид, буду делать там — в деревне?» — задумался Герасим. А поезд увозил его все дальше от границы, от войны, но не от самого себя. Он курил в тамбуре, вглядывался в знакомые места. Герасим только тогда понял, как скучал по березам, по красавицам рябинам и елям, по спокойным рекам, родной речи. Пусть и матерится мужик в купе, но уж очень по-свойски, забористо, громко, никого не боясь. Герасим научился на войне говорить тихо, ходить неслышно, как и другие десантники; чтобы не услышали душманы, гасили даже смех.
«Города и городишки, поселки, деревни, отсюда тоже забирали на войну. Сколько ребят никогда сюда не вернутся». Курит в тамбуре человек и не видит, как оглядываются на него люди. Бежит по щеке скупая слеза. Герасим не чувствует ее, она из сердца и памяти, они всегда помнят все и о каждом…
Герасим приехал в деревню уже вечером. Никого заранее не предупредил. Решил появиться внезапно, сюрпризом. Но просчитался. Деревенская ребятня, завидев, обогнала его, известила мать. Та выскочила за калитку босиком, простоволосая, усталая.
— Сынок! Герка! Слава тебе Господи, живой воротился дитенок! Какое счастье! — целовала сына, вела в дом.
Герасим привычно разулся в коридоре, вошел в избу.
— Братуха! Герка! Воротился! Вот счастье! Как мы переживали за тебя! — встретили братья.
Давно закончилась, отгремела та чужая война, продолжая жить в памяти и в снах…
Герасим погладил русую голову Борьки, прижал к себе мальчишку и сказал дрогнувшим голосом:
— Не надо о ней! Мы теперь про жизнь должны думать, о будущем. Десанты кончились. Мы семейные мужики. Верно говорю? — увидел кивок и полное согласие в глазах мальчишки. — Пошли спать на сеновал! Там, на свежем сене, хорошие сны снятся! По себе знаю!
Снова вспомнилось возвращение из Афганистана и как он сам, до жестоких холодов, не спал в доме и уходил на сеновал, чтоб не будить средь ночи стонами и криками всю родню. А потом уж и понравилось спать на сене.
Но Борька отказался от сеновала. И, состроив козью морду, сказал напрямую:
— Мне бабулькины сказки больше нравятся. Она обещалась нынче новую рассказать. Про целебный родник и волшебную дудочку. А коль не усну, она про девицу-красу попытается вспомнить…
— А я-то думал, что ты совсем взрослый. Ладно. Полезай к бабке на перину. Она много сказок знает. Тебе их и не переслушать до самой старости. Мамка никогда на них не скупилась. Других радостей маловато было. А вот сказками души наши грела и, случалось, уже подросших возвращала в детство. Кудесница наша, спасибо тебе! — Поцеловал мать и пошел на сеновал, прихватив пачку сигарет.
Степановна со стола прибрала. Борька сидел у окна нахохлившимся воробьем. О своем думал: «Не совсем взрослый мужик? Это с чего он взял? Косить я умею не хуже любого. Сама бабуля хвалит. А уж она зря не скажет. Даже старики говорили, что я совсем большой и мужиком стал, деревенским. И спрашивали, какую девку в жены возьму — тутошнюю иль городскую? А я еще и сам ничего не знаю. Не думал пока. Хотя девчонок полно. И все красивые. Вот только маленький я покуда. Но это для женитьбы. А вот дружить с девчонками кто запретит? Взять хотя бы Шурку Соколову. Во девка! Настоящий огонь! Все умеет. И корову доит, в огороде справляется, пятерых младших растит, еще учиться успевает. В седьмой класс пойдет. Агрономом хочет стать. А я кем буду? Может, трактористом? Не-е, не стану всю жизнь в деревне вкалывать. В город уеду. Там что-нибудь придумаем с мамкой. А почему с ней? Теперь и Герасим имеется. Вроде толковый, путевый кент. Только замороченный малость. Хотя и с ним стерпеться можно. Авось привыкну. Но бабка лучше. Жаль, что у меня своей, родной бабульки нет. Она б, наверное, любила…»
— Чего насупился, Борюшка? Или неможется? Чего томишься? — подошла Степановна, погладила мальчишку по голове.
— Думаю я, бабуль.
— И об чем же?
— Кем быть, когда вырасту.
— Покуда мужай! Лишь бы ленивцем не стал. Дел всегда полно. Были б руки. Там и себя сыщешь. Пошли спать. Проскажу, как мои ребята дело свое нашли, — позвала за собой пацана. — Ты ж пойми, работу себе надо подыскивать не по единым деньгам, а чтоб она еще душу грела, радовала. Вот гончаром Гера не враз стал. Долго маялся. Нанялся в грузчики на железную дорогу в городе. Это враз опосле Афгана. Никуда в другое место, не хотели брать.
Читать дальше