—Дядя! — И тут же ткнулся лицом в землю, словно в пропасть провалился.
Лишь через полчаса он пришел в себя. На нарах. Сбоку ужин, завернутый в полотенца, стоял. Дубина удивился молча — не слопали, надо же! А когда открыл миску — понял, от своего еще прибавили. Тут же не одна, добрых три порции будет. И ел. Уж вылетать из закона, так хоть не задаром — на сытое брюхо. А Аслан сидел напротив. Мрачный. Но молчал. «На кого он злится? За что? Но думать некогда. Надо есть. Жрать, пока дают», — глотал ужин, не жуя, Дубина. Поев, он откинулся на подушку.
—Как колган твой? — спросил Дядя.
—А что? Порядок вроде.
—Тогда спи, — встал Аслан.
—Погоди, Дядя, — остановил его Дубина.
—Ну, чего тебе?
—Поговорить надо.
—О чем?
—Про наших.
—Это о кентах, что ль?
—Ну да!
—А ну их…
—Ты что, в откол?
—Конечно.
—Смыться хочешь? Так Шеф тебя из-под земли найдет.
—Искать не придется. Я прятаться не стану. Уж если возвращаться, то домой! Понял? У меня иного места на жизнь нету.
—Пришьют ведь, — приподнялся Дубина.
—Это уж кто кого!
—Но Шеф не один. Молись, чтоб до твоего возвращения его замели. Иначе — хана тебе!
—Ладно, хватит меня пугать! Спи.
—Подожди, Дядя. Я на суде слышал от конвоиров, что еще наших кентов попутали. Блоху и Кроху за сельский магазин и универмаг. А еще четверых — за ювелирный магазин. Говорили, вроде с мокрым делом. Лягаша — финачом. Ну, а Шеф с кем-то смотаться успел.
—А Алим? — побледнел Аслан.
—Его тоже…
— Тебя кто допрашивал?
—Следователем Машуков был. Быстро меня зафраерил. Сам понимаешь, у Дамочки застукали. Ну, да что теперь? Хорошо, что пристукнуть стариков не успел. Тогда, сам понимаешь, на всю катушку либо вышку дали бы. А Шеф, хоть и обещал, когда посылал, но ни одного кента не дал на всяк случай. На суде тоже никого из своих не было, — насупился Дубина.
—Ты кому это рассказываешь? Или я Шефа меньше тебя знаю? Он поможет! Так поддержит, что вовек отсюда не выберешься. Сам знаешь, как я тут оказался. А он — на воле. Да еще грозит мне! Кто с кого жмура сделать должен? Мне ль от него смываться? Да встречу — живого на куски порву! — гремел Дядя.
В эту ночь он долго говорил с Дубиной. С потемнелым лицом ушел на свои нары Аслан. Но не мог заснуть. Все вздыхал, ворочался. Нары под ним пойманными кентами плакались. А утром проснувшиеся мужчины заметили, как сдал за эту ночь Дядя. На висках седины прибавилось. Глубокие морщины прорезали лоб. И стал Аслан молчаливее, чем обычно. Шли дни… Дубина постепенно привыкал к мужикам.
Да и к нему пригляделись. Не напоминая, не храня в себе зла, бригада стерпелась с его храпом по ночам, с оглушительным смехом, от которого стекла дрожали. Ведь умел Дубина работать один за четверых. Бревна как игрушки ворочал. Но и поесть любил. Один бригадный паек мог уплести и даже после этого попросить добавки.
Конечно, и его пытались проучить кенты. Но Дубине было что им напомнить: как в куске хлеба ему отказали. И, поймав пару законников, какие других напасть на Дубину подбивали, он поднял их за воротники. Стукнув лбами так, что у тех не искры — пламя из глаз брызнуло, кинул в сугроб, хохоча. С тех пор в зоне его бояться стали. А Дубина ни на шаг не отходил от Дяди. Вначале потому, что тот его постоянно оберегал и опекал. Потом и привычка появилась. Но главное — нравилась Дубине мысль по зачетам раньше на свободу выйти. А как-то, когда срок Дяди заканчивался, Дубина сказал ему:
—Сколько лет знал тебя по «малине», слышал много, а вот по-человечьи лишь тут тебя понял. В беде. Она мне глаза открыла. Теперь вот выйдешь ты на волю. А я и не знаю, как без тебя буду. Попривык уже. Коль вместе освободиться, лучше было бы…
—Почему? — не понял тогда Аслан.
—Да, понимаешь, нельзя тебе Шефа убивать. Самому нельзя. Жить надо. Дети имеются. Их растить нужно. По-путевому. А убьешь — снова срок получишь. Кому это нужно? Ни тебе, ни сыновьям, — крутнул лохматой головой Дубина и сплюнул сквозь зубы.
—Так что ж по-твоему, простить его?! Нет уж! — вскипел Дядя.
—Э! О чем ты? — отмахнулся фартовый и сказал: — В «малине» всегда так! Один выживает потому, что другого на чем-нибудь облапошил! Ну, не прощай! А сам-то лучше был, что ли?
—Я за себя никого не подставлял! — побелел Аслан.
—Однако тоже не чище других!
—Это еще почему? Я поровну делил!
—Свое, что ль, делил? Тоже ворованное! Как и мы! Рисковал — как все. Удача — радовался. Посадили — злишься. А что в том нового? Во всех «малинах» это бывает. Иные возвращаются, чтоб самим потом за счет другого выжить. Как Шеф. Другие вовсе уходят. Но не мстят. Некому. Сами лопухи — коль не сумели кентов перехитрить. А им теперь без твоей мести не сладко живется. Ловят всюду. И сажают. Надолго. Как тебя и меня. Сколько собака ни бегает, веревка на каждую сыщется. Так и с Шефом. Без тебя на него кто-то будет. А в случившемся сам виноват. Не надо было соваться в «малину», раз сидеть не любишь, — говорил Дубина.
Читать дальше