—Не пробовал, а говоришь. Не такой уж ты старик. Ноги-то вылечил! Бегать сможешь теперь.
—Да, хирург чудо сделал, — согласился Аслан.
—Тебе он помог. А мне помочь бессилен, — вздохнул Воронцов. Дядя виновато опустил голову.
—Послушай, хочу я тебя бригадиром назначить. Больницу отстроить надо. Закончить. Может, такому же Аслану она очень нужна будет. Эта уже мала. А ты по совести врачу поможешь. Он тебя, сам понимаешь, от лютой боли избавил. А мучается в этих условиях. Конечно, неволить не буду. Сам решай. Согласишься — набирай бригаду. Нет — дело твое.
—Подумать надо. Пока сам не знаю. Ведь вы тоже должны понимать, чем это для меня пахнет. Из закона выведут, да и финач в любое время жди, — помрачнел Аслан и отвернулся к окну. Помолчав, он продолжил: — С другой стороны, Скворцов ваш меня как родил заново. Ведь сдох бы я! Пусть через год иль чуть позже. Потому, по совести, обязан я ему и шкурой своей, и потрохами. Значит, что-то должен для него сделать. Это меж нами говоря. Но кенты…
—Все я понимаю. Потому и говорю — сам решай. Как тебе твое сердце подскажет.
—Не знаю, начальник, трудную задачу вы мне задали. Для вас-то, может, и не впервой воров от кентов откалывать. Но я ведь сам вор, да еще в законе. Как быть — надо подумать.
А утром Аслан молча вышел из больницы. Ничего не сказав врачу. Хирург по лицу увидел: не спал Дядя всю ночь. Думал. Решал. Как поступит — ничего не сказал.
Аслан пришел в барак перед началом работ в зоне. Блатные сразу подошли. О ногах не спросили. Протянули две пайки, отнятые у шестерок. Дядя взял молча. Сунул в карман. И, глянув на законников, развалившихся на нарах, спросил:
—Ну что? Бока еще плесенью не взялись? Воры оживились:
—Ничего, пусть хоть мхом обрастут. На воле мы живо встряхнемся!
—А че тя наши бока волнуют? Иль дело есть? Так говори враз!
—Может, приметил, где клистоправ спирт прячет?
—Нет, кенты, верно, Дядя лагерную казну решил тряхнуть. Только куда тут с ней денешься? За проволокой-то?
—Свой общак будет, — закряхтел из угла старый медвежатник.
—Хватит скалиться. Не в «малине». Тихо! Слушай, что я скажу!
—А ты что, бугор? — визгнул тощий майданщик сбоку.
—Заткнись! — осадил его Дядя.
—Не надо пугать, — насмешливо пропищал с параши налетчик.
—Послушайте, мужики, не надоело вам отнимать хлеб у засранцев? — указал Аслан на налетчика.
—Ему это на пользу. А нам что ж, по-твоему, сдыхать? — отозвался медвежатник.
—Да нет, кенты, он же вкалывать нам предложит, — грохнул вор в законе с верхних нар.
—Ты что? Скурвился? — надвинулся на Дядю бугор барака — вор в законе, громадный верзила по кличке Пульман.
—Мужики, он же в больнице свихнулся малость. Не слушайте его, — встрял медвежатник.
—Ты давай говори, чего хотел? — подошел вплотную Пульман.
—А ты не гонорись! Не с тобой, с мужиками толковать буду, — Дядя уже понял: драки не миновать.
Пульман замахнулся, но тот, опередив, пустил кровь ударом в переносицу. Воры притихли. Налетчик спешно влез на нары. Там безопаснее. Ведь дерутся законники. Да еще кто? Один — глава «малины», другой — бугор барака. «Что будет?» — думал сявка. «Ну, если верх Дяди — Пульману крышка, придется в другой барак уходить, либо остаться у Дяди в шестерках», — наблюдал за дракой медвежатник.
—Дай ему, Пульман, дай! Будет знать, на кого пасть разинул! Вот так! Выкинем его из барака! Иль в сявки поставим параши выносить! — визжал майданщик, уверенный в победе бугра. Тот потом оценит преданность майданщика после драки. Глядишь, не будет дня два пайки отбирать. Пульман махнул кулаком-кувалдой. Дядя выплюнул несколько зубов. Но продолжал крепко стоять на ногах. Вот он влепил Пульману в скулу. Тот пошатнулся. И тут же ответил. Но… Не в висок, в глаз попал. Аслан на секунду ослеп: фейерверком искры вспыхнули. Сжавшись пружиной, в бешенстве вперед метнулся: одним кулаком в дых, вторым — снизу в челюсть поддел так, что Пульман отлетел, ударился затылком об угол нар, упал на пол. А Дядя, забыв о правиле не бить лежачего, ногой по ребрам со всей силы въехал.
—Убью, стер-р-ва, — терял сознание Пульман.
Сердобольные шестерки, частенько битые ворами, хорошо знавшие, что такое боль, ухватили Пульмана за руки и ноги, понесли обливать водой. Приводить в себя.
—А ну! Оставьте! — крикнул на них Дядя. Шестерки молча опустили Пульмана, повинуясь новому хозяину барака — Живо всем встать и одеться! — приказал Аслан. Мужики вставали нехотя, лениво. Но пара оглушительных оплеух подействовала, как кнут: — Живо за мной, — погнал впереди себя воров Дядя. Подведя их к фундаменту больницы, сказал глухо: — Нынче и всегда так будет: кто не станет вкалывать — жрать не получит. Попробует отнять — кусок из глотки с потрохами вместе выбью. Кто сомневается — хоть сейчас докажу!
Читать дальше