Эльмира Нетесова - Седая весна

Люди видели, как вспыхнул свет в окнах дома. Как усталая женщина, постояв перед Серегой с минуту, спросила его о чем-то и, припав к мужику, обвила руками шею.

В доме было тихо так, что слышалось робкое повизгиванье пса во дворе. Он знал, хозяевам теперь не до него, но и Султану, как всему живому, сильнее жратвы и воды хотелось немного внимания и тепла. Он тоже ждал и любил. Он тоже помогал людям найти друг друга. Одно не мог понять, зачем им было нужно расставание? Ведь после него, даже при самой радостной встрече, дрожат в глазах слезы боли…

Дом этого человека стоял особняком от всех. Глубоко во дворе, увитом зеленью, утопающий в цветах, он словно отступил из общего строя на несколько шагов, не пожелав быть таким, как все, равным среди других. Он выделялся замкнутостью и мощью. Его сверкающая железная крыша виднелась издалека. Могучие кирпичные бока говорили, что хозяин очень ценил надежность во всем и жил в своем доме, ровно в крепости.

Этот особняк был обнесен высоченным забором из арматуры. И на все окружающее смотрел свысока, со стороны, тремя громадными окнами.

Владельца этого дома видели соседи лишь из окна черной модерновой машины, на какой он выезжал в город. Человек ни с кем не разговаривал, не здоровался и никого не замечал. Люди знали о нем лишь то, что он приезжий, не из местных, чужак и не стремились познакомиться с ним поближе. Этот дом он купил уже готовым. Прежний хозяин обосновался за границей, а дом, как говорили горожане, продал в спешке. Его обставили и озеленили по слову нового хозяина. Имелась ли у него семья и родня — не знал доподлинно никто, лишь слухи призраками ходили. Они, как всегда, сопутствовали всему неизвестному, загадочному.

— Ворюга ён наипервейший! Иначе откуль у него столько денег, что и дом, и машину купил? За нашу получку иль пензию на гроб не наскребешь… а уж про поминки и не говори! А у этого, окромя всего, морда в машине не помещается, щеки, того гляди, наружу полезут. Чисто боров! Такие всю жизнь крадут! — говорила одна из старух.

— Не, он не ворюга! Таких нынче прорва. Ен- тот — убивец! Не иначе! Вы, девки, погляньте на евоные руки, оне, что у медведя! Коль словит кого за голову, враз выдернет с корнями и пернуть не успеет. А бельмы? В них погибель! Мороз до жопы дерет, глянув на ево! — перебивала соседку Настина бабка.

— Раскудахтались, что куры на нашесте! И никакой он не вор и не убийца! Нынче их всех отлавливают. Но этот — с самой Колымы! Там всю жизнь студился. Нынче к нам приехал — отогреваться! — встрял Петрович.

— И мы про то, что добрые люди сами по себе на Колыме не живут. Согнали туда не за добрые дела! Видать, прохвост редкий иль урка! — спорили бабки.

— Ни с кем не знается, не здоровается, сущий зверюга! А и говорить с ним жутко, того гляди — зарычит иль завоет в ответ, — передернула плечами

старая Авдотья и, глянув на открывающиеся ворота дома, сказала свистящим шепотом:

— Тихо, девки! Едить антихрист! Гля! Во морда! Толще коровьей задницы! Ну и бугай!

Чужак осторожно проехал мимо старух, не облив, не забрызгав грязью ни одну. Он даже не оглянулся, не кивнул. Это задело самолюбие соседей, и вслед чужаку посыпались новые домыслы.

Жители улицы, как и все, не любили неизвестное, скрытное, не умели жить за семью замками и предпочитали не таиться друг от друга. Хорошо иль плохо — ближний сосед лучше дальней родни. Это правило въелось в плоть и кровь. Здесь сосед к соседу мог прийти не робея даже среди ночи. Такое не возбранялось никому. А потому каждый был понятен и в случае нужды, беды иль радости, помогали друг другу без лишних слов. Поддержать умели делом и смехом. Но этот новенький никак не вписывался в устоявшиеся обычаи и правила улицы.

— Надысь я коз пасла за огородами. Прохожу мимо дома этого змея и слышу, как в открытом окне то ль поют, иль орут:

… давай, давай, наяривай, наяривай, наяривай…

Мне аж гадко стало! Ну, что это? Мужуку уже годов немало, а он — бандитское орет иль слушает. Не совестно? Кого наяривать в его годы?

— Выходит, он педераст! — сказал Петрович.

— А что за люди такие? — развесили уши бабки.

— Ну, это когда мужик с мужиком живут, как муж с женой…

— Да как такое можно? — не поверили бабки.

— Нынче все возможно. И такое! Развелось всяких, хоть пруд пруди. Но сами посудите, с бабой никогда не видели. В доме тож не приметили ни одной. Только мужики. Вот вам и довод, кто он, этот чужак, — прищурился Петрович.