Эльмира Нетесова - Седая весна

Но Андрей не соглашался с Васькой и жил по- своему. Василий хорошо знал, если из дома соседа гремит музыка, значит, у Андрея все в порядке. Если все тихо — случилась неприятность. И тогда сосед не выходил на крыльцо, сидел на кухне, подолгу и много курил, ни с кем не разговаривал. Василий не любил много размышлять, переживать, расстраиваться. Он ко всему относился спокойно. Может, потому много лет работал на одном и том же месте, не сменив за все годы свою бригаду. Даже огород при доме доставлял ему больше хлопот, чем работа. И в своей семье, несмотря ни на какие перемены, он как был, так и остался хозяином. Как бы самостоятельно не держалась Катерина, когда нужно было сделать что-то важное, всегда советовалась с мужем. Впрочем, он с нею во всем соглашался.

Катерина… Василий помнит, как впервые увидел ее у себя в доме. Мать, конечно, предупредила его заранее, что приведет завтра невесту. Потребовала, чтоб сын с работы отпросился пораньше, загодя:

— Хоть рожу от раствора успеешь отмыть. Да руки сполоснешь, чтоб от черта малость отличался. Она и сама штукатурщица, но ить девка. Уважить надо! Понял? Подойди к ней с обхожденьем, как кавалер. Не наскакивай козлом. Оттолкнешь, опосля не воротишь. Девки ценят тонкое обхождение, — учила мать, безнадежно отставшая от жизни.

Васька к тому времени много раз был влюблен, еще чаще разочаровывался. Но никогда ни по одной не страдал. А потому не трепетал от предстоящего знакомства с избранницей матери. Она нарочито ничего не рассказывала о невесте заранее. И Васька думал, что придет в дом худосочная кривляка, разнаряженная и накрашенная, как чайная кукла. А тут в дом коротко стукнулось. Мамаша пошла открыть двери. Васька даже не поспешил выйти навстречу. Когда услышал оживленный разговор, любопытство взыграло. Вышел в переднюю и обомлел. Увидел девку ростом со стар- шину-сверхсрочника. Она была копией его самого. Рослая, крепкая, жилистая. В мужской клетчатой рубахе пятьдесят четвертого размера, в сатиновых шароварах и кедах сорок третьего. На всем лице ни краски, ни пудры, ни крема, ни туши. Даже одеколона пожалела для знакомства. Сунула в руку жесткую ладонь, будто кирпич подала.

— Катерина! — бросила наспех.

— Кой к черту Катерина? Ровно с мужиком познакомился. Что в тебе от бабы? — оглядел гостью бегло. Но в такой одежке разве разглядишь? Да и Катерина не присела. Тут же взялась помогать матери на кухне. Вместе накрыли на стол.

— Ну, ты где прячешься? Иди к нам! — позвала мать сына и вытащила за стол. Усадила рядом с Катериной.

— Как тебе она? Хороша девка? То-то! Сама ее нашла! Это то, что нужно для жизни! С нею не пропадешь! Трудяга, честняга! И за себя и за тебя постоит, никому не даст в обиду!

Васька встретился взглядом с Катериной.

— Ну что в ней от девки?

Точь-в-точь мужик из родной бригады. Только тщательно побритый. Волосы короткие, жесткие, все дрыком стоят. Рыжие. И глаза рыжие, с зелеными огоньками-смешинками. По лицу конопушки. Нос задиристый, курносый. Маленький рот с потрескавшимися губами. И несоразмерный подбородок, выпирающий вперед кирпичом. От нее пахло потом и раствором, красками, известью, всем тем, что называется одним словом — стройка.

Васька не торопился с ответом. Мать и Катерина ждали молча. И тут парень приметил, как дрожат ее руки, как опустилась голова и часто-часто поднимается грудь. Даже капли пота на лбу выступили. Хрустят сцепленные пальцы.

— Волнуется, выходит, глянулся ей! А и мне немного надо. Ведь вот она — своя, трудяга, чего еще искать? С ней и на работе, и в жизни легко будет, — взял ее руку в свою. Сказал коротко: — По душе мне она! Спасибо, мать!

Катька ничего не ответила, лишь вздохнула. Но так, что все без слов стало понятным. И через месяц расписались. Катерина отказалась от свадьбы, не захотев выбрасывать деньги на ветер.

Уже через месяц Ваське казалось, что он всю свою жизнь был женат на ней. С другою вряд ли ужился и понимал бы, и уважал, как ее. За все годы никогда не изменял, за что мужики бригады не раз над ним подтрунивали:

— Да не потому, что у них любовь до гроба! Просто Васек боится Катерины! Застань она его с другой, одной рукой ему яйцы вырвет вместе со всем хозяйством. И как тогда жить?

На самом деле каменщики всегда завидовали Насилию и не скрывали того.

— Конечно! У тебя баба — клад! Захотели купить телевизор или холодильник — пошли и взяли. Одна получка на покупку, вторая — на жизнь. А получаете вровень. И шабашите на пару. Не то что мы! Вон моя — учительница! Иль у него — библиотекарь, у Толика — парикмахер! Зарплаты — ноль. А запросов — куча. Вот и мучаемся, как проклятые. По двое-трое детей. Всех обеспечь, выучи, на ноги поставь. А жены, лучше не вспоминать, сплошные болячки. Зато чуть что, говорят детям: «Учись, а то останешься, как отец, работягой!» Обидно, черт их возьми! Я всех их на своем горбу везу. Ни болеть, ни сдохнуть, все запрещено. А чуть что, еще и высмеивают! То ли дело твоя баба! Родная кровь!