— С этим я согласен, но вы же и сами не отрицаете, что жизнь медведю милей, чем мелкие неприятности — типа запаха. Любой зверь их переживет без ущерба. И при чем тут нефть, от которой якобы медведь без оглядки готов бежать. Да ваш таежный гурман за банку меда готов забыть все запахи-помехи. И дело не в том, как и какими попадают к нам медведи. Важно, что, приходя к нам, они уже никогда не возвращаются в тайгу. Никогда! — перебил Ашот. — Следовательно, барометр поведения зверя — лакомства, а не запахи-помехи.
— Нечему особо радоваться. Ну, ушел зверь из тайги, из естественных условий, значит, что-то утерял. Во многом с таким зверем чистого опыта не поставишь. Он уже не принадлежит тайге. Он — изгой. И это — наглядно. У прирученного пушняка, как вам известно, мех становится слабее. Ость постепенно выпадает, а мех теряет блеск, пышность, становится грязным. Я уж не говорю об утерянных природных качествах зверьков. Таких, как притупившиеся инстинкты, в том числе и самосохранения, размножения и прочее, и прочее. И это, заметьте, взамен утраченной или отнятой свободы. К тому же не подменяйте предмет полемики. Наша тема несколько иная. И именно — влияет ли залегание нефти в земных недрах на поведение животного мира тайги и на состояние ее флоры, так, кажется? Вы говорите, что нефть и медведь — суть порождения одной матери-природы. И не могут взаимно исключать друг друга. Ерунда! Запах нефти не только раздражает, но и пугает все живое в тайге. И оно бежит от этого запаха на другие участки. На Сахалине с помощью лесников зарегистрировано множество пустующих участков, где не удалось обнаружить практически ни одного зверя. И это на трех сотнях гектаров! Цифра немалая! Я не утверждаю, что именно запах нефти прогнал зверушек с места, может, и другой запах помешал. Но именно запах! Это очевидно. Ведь по рельефу, климату и прочим условиям участки почти ничем не отличаются от соседних. Даже почвы одни и те же. Тот же стланик растет. А вот определенный участок — мертвый. И вы, отвергая мое объяснение этому, своего предложить не можете. И уж лучше спорная гипотеза, чем всякое отсутствие таковой. А коль так — извольте не громыхать невежеством, а выслушать мое объяснение гигантизма на эксплуатационных площадях. Они у вас, вероятно, были оздоровлены до этого. То есть сначала бурили у подножья сопки. Нашли. Начали откачку. Поставили несколько скважин. Они стали обкачивать сопку со всех сторон. А на самой сопке, наконец-то получив очистившееся от нефтяных примесей питание, деревья и трава сразу в рост пошли. Они за год наверстывают порою очень многое. И явление гигантизма чаще всего наблюдаем там, где были устранены какие-либо причины вымирания растительности. Кстати, даже частичная откачка загазированной нефти из пластов тут же сказывается на росте деревьев и травы. Тайга на глазах оживает, особо в местах, прилегающих к откачке, к промыслам. А сама по себе тайга от близости нефти не цветет. Не с чего ей цвести и радоваться.
— Послушайте, я так и не понял, а что, в вашем институте все придерживаются такого мнения о тайге и нефти, как вы? — спросил Ашот.
— К сожалению, это не так. Если бы мое мнение было единым для всего института, не пришлось бы мне мотаться здесь в одиночку. Доказывать на склоне лет свою правоту.
— Понятно. Значит, в спорах вы человек закаленный. Не так ли? — спросил Ашот.
— В строго научных — да. А в такого рода, как сейчас, только приобретаю опыт.
— Но с лесником вам спорить ни к чему. Почему же все-таки живете в шалаше, а не у Акимыча? Извините, я уже спрашивал об этом, но вы почему-то не ответили. Конечно, если это с моей стороны нескромность…
— Акимыч — хороший человек. Но я не могу воспользоваться его гостеприимством. Времени у меня не слишком много, и все же я должен буду сам все познать. До всего дойти. И не пользоваться опытом лесника, не подпадать под влияние его, скажем прямо, ненаучных наблюдений. Кстати, не во всем наши мнения и совпадают. Но трудно удержаться от соблазна и не воспользоваться готовым, — вздохнул Подорожник.
— Тогда, может, к геологам пойдете? Будете в будке жить, в тепле, в сыте. Работайте на здоровье. Никто вам не помешает. Народ у нас хоть и грубоватый, но всему предел знает. Уважает трудолюбие в других.
— Позвольте, но как я смогу перенести моральную зависимость от тех, кто отвергает мою помощь биолога! Вы отвергаете мою гипотезу, даже не удосужившись попытаться проверить ее на практике. На мои доводы отвечаете бранью. Нет. Обойдусь.
Читать дальше