— Запоздала твоя оттепель. Ей теперь никого не согреть. Да и к чему? Я уж вырос. Не замерз даже в семейном сугробе, думаю, средь чужих тоже смогу прижиться. Ну, а насчет простить — прощаю…
Через неделю Афанасий прибыл на погранзаставу, где должен был служить не один год.
Кавказ… Все здесь оказалось в новинку, непохожим на привычное, российское. —
Не было здесь спокойных рек и берез, заглядывающих в воду, как в зеркало. Настороженные жители с подозрительной отчужденностью смотрели на пограничников, говорили при них меж собою только на своем языке.
— Смотри, Афанасий, ничего не бери из их рук — ни вино, ни хлеб, ни мясо. Всякое мы тут пережили. С языка кавказца мед льется, но заметь, — с кинжалом и ружьем даже мальчишки не расстаются. Помни: по их обычаю, своего убить — грех. Так для кого оружие? Не забывай! На все они способны. Не верь ни одному их слову, если хочешь сберечь голову! — предупреждали сослуживцы, прожившие на Кавказе много лет.
Афанасий, охраняя границу, не раз задерживал караваны погонщиков, перевозивших наркотики, оружие. А скольких перебежчиков из Ирана поймал! Уже за год узнал он все потайные тропы и хитрости местных жителей, промышлявших наркотой. Ловил мужиков и стариков, женщин и подростков. Научился слышать осторожные шаги даже сквозь шум водопадов, рев горных речушек.
Случалось, во время погони попадал под снежную лавину и чудом оставался жив. Находили его служебные собаки и вместе с сослуживцами вырывали из снежного плена.
Афанасия на погранзаставе любили все. От начальника до рядового. Уважали за смелость — отчаянную до безрассудства, за умение шутить над самим собой. Он никогда не уставал и не болел. Словно только теперь увидел жизнь и впитывал ее в себя каждой клеточкой.
Как-то по весне на третьем году службы пошел проверить наряд. Как охраняют границу молодые бойцы?
Афанасий уже миновал ущелье с бурной речкой, стал взбираться на скалу, когда услышал крик. Он доносился снизу, оттуда, где горный поток скакал через валуны и камни в тесных расщелинах.
«Какая-то женщина орет. Видно, не удержалась, сорвалась со скалы в реку, ее и понесло. Если рядом никого — погибнет!» — понял молодой человек и бросился вниз. В темном ущелье трудно что-то разглядеть. Но, кажется, вон, на рыжем гребне, что-то мелькнуло. Ойкнуло или простонало. Вода закрутила это что-то, ударила о камни… Афанасий в секунды оказался рядом. Вода сшибала с ног на скользкие валуны. Самому бы устоять. А тут выволок за тряпки какой-то комок, горным козлом перескочил с валуна на валун. И только оказавшись на берегу, увидел селевой поток. Стало страшно. Подхватив кого-то в тряпках на руки, принес на заставу.
— Вот, в реке выловил! Там сель! Успеть бы предупредить пастухов внизу. Иначе не миновать им беды! — сказал, едва переведя дух.
— Сообщим! Эй, Миша! Скажи по телефону вниз! Сели идут! Пусть люди держатся подальше от распадка! — услышал голос начальника заставы.
Отдыхавшие пограничники проснулись. Возможно, там внизу скоро потребуется их помощь. Но кто-то приметил принесенное Афоней и пошутил:
— Наш Афанасий себе невесту принес! Из местных… Зря поспешил и не дождался отпуска. Свою бы взял! Славянку!
Манана уже привстала. Оглядела комнату непонимающе. В карих глазах испуг и удивленье. Где она? Кто эти люди? Она наглоталась воды в реке. Ее мутило. Болело избитое об валуны тело. Ей было неловко, что оказалась среди чужих людей.
На вид девчонке — не больше семнадцати. Промокшая, продрогшая, она сжалась в комок.
— Ты откуда? Куда шла? Чья будешь? — спросил Афанасий.
— Не забудь узнать, есть ли у нее джигит? — смеялись сослуживцы.
— Зачем? Пусть идет своей дорогой! — отмахнулся Афанасий.
— По местным законам — спасенная принадлежит спасителю! Если у нее есть муж или жених, должны теперь выкупить ее у тебя! Но, если нет никого и ты откажешься жениться, у тебя появится куча врагов среди местных. Ты спас! Но при этом не стоило ее приносить на заставу. Ты связал себя обязательством, теперь выполняй его. Иначе аксакалы прирежут. И не только тебя, — предупредили парня. Тот стоял ошарашенный.
— Выходит, добро здесь надо делать с оглядкой?
— Оно и у нас! Не корми воробья — рубашку не обсерит, — пошутил кто-то, смеясь.
Афанасий глянул на Манану.
— Погоди! Отмоется, обсохнет, на бабу станет похожа. А ночью они, заразы, все одинаковы! Хоть наши, хоть эти! Какая разница! Ничем друг от друга не отличаются. Днем все равно на службе. Не увидишь. А по темну и эта сойдет!
Читать дальше