— Ты с кем это разговариваешь? — выглянула дочка из калитки. И Георгий смутился.
«Совсем с ума спятил, коль сам с собой вслух брешу. Видать, навовсе, одному неможно. Одичаю. А ить только начал оттаивать», — подумалось грустно.
Дед вытряхнул хамсу из ведра в таз, взялся чистить ее к ужину. Он впервые не услышал шагов за спиной. А они прошли от калитки к самому порогу. Остановились за плечами. И голос забытый, но такой знакомый до боли сказал над ухом:
— А вот и я. Здравствуй, отец!
Борис стоял за спиной старика. Бледный, худой, стриженный наголо, в казенной телогрейке. Свой и чужой. Похожий и непохожий. Он сам стыдился себя. Но так и не преодолел собственную торопливость.
— Клавдя-а-а! — вырвалось из горла громкое, с надрывом. Словно смех и слезы одновременно застряли в горле комом и голос хрипел, срывался.
Баба испуганно выскочила к Георгию. На голове косынка сбилась, упала на шею петлей, руки в муке.
— Что? — оборвался вопрос.
Мужа она не узнала, угадало сердце.
— Борис? — округлились глаза в изумлении.
— Ну, здравствуй! Вернулся я к вам, — сказал устало, шагнул к жене. Стиснул в объятиях хрупкую, сдавшую до неузнаваемости женщину. Оглядел, словно впервые увидел ее.
На висках седые пряди, у глаз морщинки. Потускнела, состарилась не от времени, от горя. Значит, переживала, ждала, любит…
Борис оглянулся. Разинув рот от удивления, Алешка замер. Да вдруг как кинулся, руками, ногами повис на отце:
— Папка, родной! Приехал! Мы так тебя ждали!
И только Андрей с Петькой, не знавшие о приезде отца, спокойно ловили рыбу. Когда услышали голос матери, зовущей домой, недовольно поморщились:
— На завтрак торопит. Только сеть закинули.
— Ничего, подождет нас. Ведь мы сегодня за мужиков в доме, — не торопился Петька.
— Глянь, какой-то мужик нам машет. Зовет вернуться. Кто это?
— Мамку обнял. Конечно, отец, кто же еще? — угадал Петька. И, не дожидаясь, пока брат вытащит сети, прыгнул в воду, поплыл к берегу.
Андрей вытащил сети, развернул лодку и, взмахнув веслами несколько раз, нагнал брата. Втащил в лодку мокрого.
— Дурак! Чего ты в море сиганул? Теперь уж, коли вернулся, не отнимут отца у нас, — дал легонько по уху. Нажал на весла.
Борис смотрел на сыновей и не мог нарадоваться. Выросли, повзрослели, дождались. Сами в море вышли. Не испугались, не сидели без дела.
А мальчишки, едва лодка ткнулась носом в песок, к отцу со всех ног кинулись. Молча, без слов, обняли. И только ребячьи глаза выдавали, что творится в их душах.
— Отменяем лов на сегодня. Шабаш! Пошли домой, мужики! — обнял обоих за хрупкие, худые плечи.
Нет, торжественной встречи, какую намечтал Георгий, — не получилось. Все стихийно, все бегом — на скорую руку.
Клавдия даже не переоделась, так и осталась в старом домашнем платье и тапках — до самого позднего вечера. И ни разу о том не вспомнила. Никто за это не осудил, не глянул косо в сторону женщины, обалдевшей от радости. Все поняли, не до формы, главное — суть…
Когда за последним соседом закрылась дверь и Клавдия, убрав все со стола, присела отдохнуть, пока отец с мужем курили во дворе, к ней на кухню пробрался Алешка. И, прижавшись к матери, спросил тихо:
— А у нас папку больше не отнимут? Он насовсем к нам пришел?
— Не бойся, не заберут. Навсегда вернулся.
— Значит, он больше не враг народа?
— Он им и не был никогда.
— А зачем тогда посадили?
— Я же говорила — наврали на него.
— Наши мальчишки в школе говорят, что зазря никого не судят…
— Ничего они еще не понимают. Маленькие пока. Вырастут — дойдет до них, кто где был прав…
— А давайте отсюда уедем куда-нибудь, где никто не знает, что папка сидел.
— Почему? Чего нам стыдиться? Отец оправдан. Даже документ ему дали…
— Я же не буду всякому его показывать. Чтоб не дразнили, не швырялись камнями в нас. Надоело отбиваться, — просил Алешка.
— Что ж раньше молчал?
— Им Андрюха уши драл. Но всех не побьешь. Их много. И не докажешь. Даже документу не поверят. Потому что их много, а нас — мало…
— Погоди, не торопи, теперь, когда отец дома, никто слова не скажет.
— А я все равно уехать хочу. Насовсем. Где люди нас понимать будут. И деда с собой возьмем…
— Хорошо. Завтра поговорим. Иди спать.
— Так ты согласна? — обрадовался Алешка и, выскочив во двор в одной рубахе, закричал с порога: — Дедунь, а мы тебя с собой заберем! Насовсем! Со сказками вместе! А то мне без них вовсе нельзя. Я без них не расту! Пошли на койку! Совсем про меня позабыл! Папку больше не заберут. Он с нами! Мы все вместе уедем. Насовсем отсюда! Так мамка согласилась, чтоб больше нам сердце не били.
Читать дальше