Эльмира Нетесова - Стукачи

В бараке работяг с неделю тишина стояла. Не только говорить, дышать было больно. Мужики подолгу курили, завернувшись в одеяла. Лишь изредка срывалась сквозь стиснутые зубы злая матерщина. Кому она была адресована, кому предназначалась камнем вслед — попробуй разберись.

Услышав такое от Шилова, оперативник ухмылялся:

— Поджали хвосты, мать их!..

Димка ненавидел эту кривую усмешку. Но молчал, не ему она послана, его не заденет.

— Ты вот что, Шило, теперь приутихни. Через месяц на волю пойдешь. Прикинься больным. В санчасть тебя возьмут. Оттуда спишем на свободу, по болезни. Понял?

Димке второй раз повторять не стоило. Он враз уразумел. И на другой день к вечеру так изобразил из себя хворого, что работяги, забыв о собственных болячках, вмиг доктора привели. Тот оглядел Шилова. И вскоре забрал его из барака.

Шилов пролежал в больнице три недели. Он уже знал, что оперчасть готовит документы на его освобождение.

«Скоро домой, на волю», — радовался Димка и вдруг не вольно, по привычке прислушался к разговору соседей по койкам, каких привели в больничку только сегодня днем.

Их с Анадыря сюда сгоняют. Всех. Там, в зоне, эпидемия. Говорят, тиф. Косит мужиков пачками.

— Они и к нам заразу завезут, — охнул кто-то.

Не-е-ет. Эта зараза на третий день убивает. Кто три дня пережил, тот выживет. Да и к нам они добираются лишь на восьмой день, когда уже все позади.

— Но ведь перезаразят наших.

— Чего ты трясешься? Их в барак политических всунут. К нам — в фартовый — никого! Усек? Так что кипеж не подымай.

Димке стало неуютно, холодно от услышанного.

«Тифозных в зону хотят всунуть? Ну и дела! Сколько же зэков копыта откинут, заразившись? Выходит, мне крупней всех повезло, что вовремя смоюсь?»

— Ты хлябальник захлопни, ботаю тебе, и политическим ни звука. К ним — этих воткнут. Нам же кайф. В зоне мусоров поубавится, охраны. И нам лафово дышать станет.

— Когда этап прихиляет?

— Утром должен нарисоваться…

Димка всю ночь ворочался на койке. Едва начинал дремать, виделись кошмары. Люди, измученные болезнями и голодом, едва держась на ногах, шли в зону гуськом..

А утром, едва забрезжил серый рассвет, охрана открыла охрипшие от сырости и холода ворота. В них въехали крытые брезентом машины.

Шилов стоял у окна. Наблюдал.

Вот брезент машины откинули охранники, послышалась команда:

— Выходи!

Из кузова, тяжело перевалившись через борт, сползали на землю люди.

Бледно-зеленые, желтые лица их были измождены голодом и болезнями. В глазах страдание и усталость стыли. Они даже не оглядывались по сторонам. Держались за машину, друг за друга, чтобы не упасть.

Худые до прозрачности, они дрожали на ветру иссохшими листьями, беспомощно озирались на охрану, втягивая головы в плечи от окриков и команд.

Казалось, у них не было возраста. Все — на одно лицо. Все морщинистые, стриженые. И даже выражение страдания было одинаковым, как штампованная маска.

— Стройся! — послышалась команда начальника охраны. И новые зэки послушными, немыми муравьями поползли в строй.

Вот кто-то не удержался. Упал. Сам встать не может. Ему хотели помочь свои. Но не смогли поднять. Упали сами.

— Живей! — кричала охрана.

Зэки в суете падали, спотыкались. Им не помогали встать.

— Шевелись!

Новый этап кое-как сбился в серый, жалкий строй, длинный, как горе.

Начальник зоны вышел сам, решил взглянуть на пополнение и сморщился.

Но, пересилив себя, начал свою обычную речь, какою встречал всех новичков. Он говорил долго. О правилах и порядках, о традициях и требованиях.

Зэки слушали. Казалось, они боялись громко дышать, чтобы, не приведи бог, не вздумали их отправить обратно.

— Мать твоя — сука облезлая! Да это же сущие жмуры! Ни одного фартового! Сплошь фрайера!

— Ну и дела. В гроб файней кладут! Ну и зэки! — услышал Шилов голоса фартовых.

А начальник зоны все говорил. Он заранее грозил упрятать в шизо до конца жизни любого нарушителя. Оставить без баланды и кипятка «сачков». Лишить писем и посылок тех, кто не будет выполнять норму выработки.

Он еще долго грозился бы, если б в это время из строя не упал мужик.

Он сунулся лицом в утоптанную землю и затих не шевелясь, словно боясь нарушить распорядок приема нового этапа.

— Это еще что такое? — возмутился начальник, увидев упавшего, и закричал — Симулянт! Встать!

Но человек не шевелился. Никто из зэков не решался ему помочь, чтобы не навлечь на себя гнев.