Эльмира Нетесова - Стукачи

Мать ночами втихомолку плакала от стыда и горя. Кешка уже не мальчишка, взрослым стал. Женить его пора. В доме нужна помощница, а девки от него, как от чумного, воротятся.

Не признают, не замечают. Ни одна не захотела войти в дом молодой хозяйкой.

Мать в соседнее село к бабке ездила. Та, как слышали, в сердечных делах многим подсобила — своими зельями. Большую силу имели ее травы. Знатных девок и парней присушила без труда. А Кешке помочь отказалась.

Глянула на воду родниковую, на пламя свечи, сплюнула за плечо и сказала зло:

— Паскудный он удался. Грязных кровей. Горбатая у него судьбина, как коромысло. Не стану сельских девок им наказывать. Зачем мне проклятья слушать под старость? Он сам вскоре оженится. Без моей и вашей подмоги. Экую кобылу приведет. Рядом с ней — бочка худобой покажется, — рассмеялась в лицо и ушла в дом, заперлась на засов.

Мать от услышанного захворала. А Кешка вскоре и забыл про бабку.

Он думал о бурках. Будь они, любую посватал бы. Но для этого нужны заработки, — шел понуро полудурок.

Ноги сами привели его в клуб, где уже собирался народ. Особо молодые. Ведь после собрания заведут патефон, будут танцы.

— А вы что такой хмурый сегодня? — услышал Кешка внезапно под самым ухом.

Рядом с ним стоял аккуратный, маленький человечек, который всегда приезжал на все собрания. И хотя никогда не выступал, никто не знал его, чувствовалось, что средь приехавших он не лишний. С уваженьем к нему обращались. Не то что к прицепщику.

Кешка даже растерялся от внезапности. И ляпнул первое, что на ум взбрело:

— Обидно вот. Иду на собрание, а надо мной смеются. Мол, мозги свои не имею. Зачем слушаю, как надо жить? Иль сам не знаю. А ведь хочется жить по-людски. Не зря ж начальство время на нас изводит. Добра желают, помочь хотят. Чего же в том смешного? — пожаловался, не подумав.

— И кто же высмеивает? — заинтересовался человек без иронии и подвоха.

— Да мой тракторист Ананьев. Сам ни на одном собрании не был и меня дразнит на людях. Срамит, что в грамотные лезу, — осмелел Кешка, почувствовав участие.

— Давно с ним работаете?

— С весны. Теперь я сам могу справляться на тракторе. Да не верят. Потому что меня Ананьев срамит. Полудурком зовет.

— И за что он вас ненавидит?

— Не знаю. Он всех, кто на собрания ходит и приезжает, бездельниками лает…

— Вот как? — сузились глаза человека. Лицо его побледнело. Он подошел к Кешке поближе и сказал тихо: — Придите ко мне сегодня после собрания. Я вас в правлении колхоза буду ждать.

— Хорошо, — согласился Кешка, даже не спросив, зачем он понадобился, о чем будет разговор. И после собрания, как и обещал, заявился в правление колхоза.

Человек отвел его в пустой кабинет, усадил напротив, дал бумагу, ручку и предложил:

— Изложите все, что мне рассказали.

— Зачем? — не понял Кешка.

— Вы чистый, умный человек. Вы не просто труженик, а сознательный гражданин своей страны, цвет своего колхоза. Такими гордиться надо, а вас позорят морально неустойчивые, неграмотные, политически близорукие элементы. Это они мешают правильному развитию современной молодежи, тянут ее к старым устоям, чуждым, враждебным нашему строю. Но мы не позволим этого! И вы должны нам помочь очистить колхозную среду от всяких сорняков и злопыхателей, — убежденно говорил человек.

Кешка даже вспотел, выслушав в свой адрес целый стог похвал от городского человека.

— Вот бы маманя услышала! Небось бы перестала плакать. Всем сельским вмиг бы вложила в уши каждую похвалу образованного человека, сказанную в мой адрес.

— Пишите, — придвинул бумагу прицепщику. И Кешка, старательно выводя буквы, писал трудно, долго.

Человек ждал. Когда полудурок закончил, приезжий попросил поставить число и подпись. Перечитал бумагу, исписанную Кешкой, сложил ее вчетверо, спрятал в папку и сказал:

— О нашем разговоре и написанном никому ни слова не говорите. И в своей семье. Мы с вами скоро снова увидимся. Спасибо за помощь, — подал руку на прощанье и незаметно выскользнул из кабинета.

Кешка, возвращаясь домой, не мог ничего сообразить, не знал, что думать о случившемся, чего ждать для себя. Одно запомнил крепко: он — Кешка — хороший, Ананьев — говно.

А утром тракторист не пришел в мехпарк, как обычно.

Кешка готовил к зиме прицепной инвентарь и краем глаза наблюдал за тракторным парком. Собравшиеся мужики недоумевали. И только хотели сходить к Ананьеву узнать, уж не заболел ли человек, в мехпарк пришел Абаев.