Эльмира Нетесова - Дуэль

Бурьян думает о кентах. Всех ли сгребла в тот день милиция, или кому пофартило смыться?

— Тут вот привет вам пришел. Из камеры. Интересуются здоровьичком, — услышал фартовый. И тот же голос продолжил: — Табачку вам хотели передать. Говорили, что уважаете самосад? Но мы отказали. Рановато, мол, ответили. А уж так просили, говорили, что с семи трав собран. Особый сорт.

Бурьян чуть не подскочил. Узнал. С семи трав… Семеро на воле…

— Его, говорили, на воле лишь крепкие мужики курят, лешачьей породы. Потому отказали, что крепкого вам нельзя…

«Пахан на воле! — понял Бурьян. И надежда на возможность побега вновь закралась в сердце. — Только бы на катушки встать скорее, чтоб из больнички смыться! На волю слиняю! К своим. Уж нынче, хрен в зубы, бухать с блатарями не стану. Чтоб снова волю не пропить».

От услышанного фартовый повеселел.

Уже через неделю он начал вставать. С ног и с рук еще не все гипсовые повязки сняли, но молодость брала свое, одолевала болезнь.

Одно удручало фартового. Несмотря на поправку, его не переводили в общую камеру к кентам. Держали в одиночке. Мрачной и глухой, куда не доносился ни голос, ни крик, ни команды.

«Ну и житуха настала! Будто в охране погоста канаю, как последняя падла! И все меня позабыли. Даже эта Кравцова, словно в жмурах держит. Приморила в клетке. Во, лярва сракатая!» — ругался Бурьян на Ирину, какая не теряла времени зря. И уже допрашивала Филина, содержавшегося, как и Бурьян, в одиночной камере.

— Я не согласен с обвинением. Я не бродяга. И не тунеядец. Это не мое. Понятно?

— А кто же, если не работаете больше года, не имеете постоянного места жительства, стабильного заработка?

— Я вкалывал всякий день! Понятно? И не на халяву. Жратву себе честно добывал. Ни у кого на шее не сидел в иждивенцах, не побирался, не воровал. Сам себя держал. Понятно?

— Как можно кормиться, не работая?

— А я халтурил. Подрабатывал на Мутном глазе, где все мастеровые города по утрам собираются. Их там по надобности горожане разбирают. Около пивбара. Все о том месте знают. В месяц, бывало, зашибал столько, что на работе за год не обломилось бы. На это жил. Что тут паскудного? Кому я помеха? Почему тунеядец? — вперился Филин в лицо следователя ненавидяще.

— Вы жили в тайге. Вас там задержали. И вы хотите убедить меня в том, что и там халтурили по своей специальности, зарабатывая на хлеб насущный мозолями?

— Я в отпуске. Имею право на отдых или нет?

— Ваш отпуск длится уже полтора года, не слишком ли он затянулся?

— Сколько хочу, столько отдыхаю. Я за свои живу. Вот если бы воровал, тогда, поймав на деле, имели бы право на задержание. А теперь — нет его.

— Ошибаетесь. Если бы вы могли доказать свой официальный заработок, обеспечивающий вашу жизнь, тогда другое дело. Но вас взяли вместе с разыскиваемыми уголовниками. Они занимались грабежами. Впрочем, это вам лучше известно.

— В тайге полгорода было. Откуда знаю, кто из них вор? Я — отдыхал! Понятно?

— От чего? — в упор глянула Кравцова.

— От всех и всего. От людей и города, от шума и голосов. От разговоров толпы. Надоело все, — отвернулся Филин.

— Предположим, что говорите правду. Но тогда, как питались? Где брали продукты?

— Их в тайге завались! Грибы, орехи, ягоды. Не лепись, с голоду не сдохнешь.

— А хлеб? Соль, курево?

— Я без хлеба могу годами жить и не вспомню о нем. В тайге я куропаток голыми руками ловил. Жарил и ел их. Сколько хотел. Соль с собой взял. А курево мне не нужно. Завязал. Понятно?

— Вы в тайге находитесь полгода. Это что — все в отдых входит?

— А кто мне запретит? Я не зэк, сколько хочу, столько отдыхаю! — выпалил Филин раздраженно.

— И сколько намеревались отдыхать еще?

— Не знаю. Пока не надоело бы!

— Вы — грамотный человек. На работе считались лучшим специалистом. Равного в городе нет. Это и мне известно. Но знаете, что человек без определенных занятий и наличия заработка — тунеядец. Такие подлежат задержанию и принудительному устройству на работу, если не совершали противоправных действий.

А я что? Я отдыхал! Понятно?

— Вы не работаете полтора года! — повторила следователь.

— Какой мне смысл ишачить на промысле за стольник в месяц? Да я его на халтурах в четыре дня получу! Чего силой принуждать вкалывать именно на работе? Я кто — раб? Вон бабы носки вяжут и на базаре продают. Их тоже сажать надо? Иль старики — картохой, рыбой, луком торгуют?

— Они пенсию имеют. И торгуют тем, что вырастили на своих участках.