И у детской кроватки не спишь,
А поэтому знаю, со мной
Ничего не случится.
— Так у нево дите?
— Сын где-то. Жену убили. Мальчонку ищет, одними губами ответил Колька.
— А што с им стряслось на хронте?
— В голову ранило осколком.
— Матерь Божия, заступница! Эдакай молодой.
Колька приложил палец к губам, попросил помолчать.
Макарыч смотрел на ребят. Видел их виски, тронутые сединой. Тот, что на войне потерял руку, старался незаметно спрятать полупустой рукав рубашки. О чем он думал? В воспаленных глазах застыло какое-то воспоминание. Вот он отполз от костра в темноту, и долго-долго там, неподалеку, высвечивал огонек дрожавшие губы.
«Вот ужо и вас опалила судьбина. Могильнай пепел исхолодил. За што жа так-та? Разе повинны в чем пред Господом? Почитай, не всяк мужик эдакое стерпел. Ишо и человеком остался, — думал Макарыч, глядя на парня со шрамом. — Я-то, колода гнилая, ишо серчать на их удумал, уйтить хотел. Оне жа, глядишь, не зря не схотели мине с собой брать. Штоб не видил я, как им приходитца».
Когда все разошлись по палаткам, Колька позвал Макарыча. И там, вдали от всех, поведал ему короткую историю отряда. После которой тот долго ворочался, не мог уснуть.
Да, Колька оказался в отряде единственным, кого война обошла. Об остальных парень говорил так, как никогда ни о ком не рассказывал:
— Познакомился я с ними случайно. За месяц до отправки по направлениям. Они-то мне и сказали, что им в отряд человека надо. А потом учитель мой из техникума посоветовал к ним…
Парень помолчал. Чему-то улыбался. Вспоминал. Макарыч ждал.
— Я поначалу козырем ходил около них. Мол, вся грудь в елках. Что-что, а тайгу лучше себя
знаю. Сыном потомственного охотника величался. О тайге им рассказывал. Страху пытался напустить. Да только в первую ночь, когда спать стали ложиться, глянул, а у Андрея вся спина в рубцах. Да в шрамах. Сапоги стянул, а вместо ноги деревяшка. Протез. Спросил, а он усмехнулся и говорит: «Подростком в уссурийской тайге вместе с дедом женьшень искали. Там на тигра нарвались. А ногу в войну отчекрыжило». Боялся, что из-за нее в тайгу вернуться не сможет. Ну, а Мишка-рыжий, его лимонкой зовут. За то, что круглый такой, ему и вовсе не повезло. На фронт добровольцем ушел. Семнадцати не было. Сквозное в легкие получил. И теперь, как непогода, кровью исходит. В отряд пришел потому, что до войны в геологическом техникуме учился. Так что все они тайгу знают не хуже меня. Л в жизни куда больше повидали. Родни нет у них. Я баловень по сравнению с ними. Не сразу они открылись. Мне за свое бахвальство потом в глаза стыдно было смотреть.
— То не твоя вина, што на хронт не попал. Можа, тибе и не то доведетца спытать. Так много люду сгинуло. А уж здравия и тово боле полишились. Мине не мене тваво кажнаво жаль. Все ж знай наперед: седни ево судьбина ударила, взавтре тибе и ношибче могеть зашибить. Потому особливо в тайге надоть друг дружку беречь.
— Они меня уже сберегли.
— А че приключилось?
— В воронку затянуло. Чуть не утонул.
— Иде?
— На Черной.
— Как жа ты?
— На лодке перекинулся.
— Один?
— Если б один, не сидел бы сейчас с тобой.
— Хто ж подмог?
— Андрей.
— Дай Бог ему здравия… Вдругорядь пооглядней будь.
— Теперь уже вряд ли так случится. Обещают со дня на день вышку дать.
— За што жа? Колька? Чево сотворил?! — побелел Макарыч.
— Ничего не сделал. А ты про что?
— А на што вышку вам дають?
— Бурить. Буровую вышку.
— Тьфу! Ох, бес побери. Я про другую вышку-то помыслил.
— Да что ты? — рассмеялся Колька, поняв, чего испугался Макарыч. — Бурить скоро будем. Ты хоть придешь посмотреть?
— Я ишо хрещанай. Лишний грех на душу брать не стану.
— Какой же это грех? Ты грибы тоже из земли берешь. Так и мы.
— Грибы-то мине сама тайга даеть. За ими в земь не лезу, как вы удумали.
— Так то нефть. Ее кружкой не черпнешь. Да и на каторге ты уголь из земли брал. Из карьера.
— То не своей волей. Нехай ба ведмеди ево ели. Кабы не каторга, я ба тот карьер и смотреть не стал ба!
— Не сердись отец. Не хочешь, не приходи.
— Можа, и добирусь. Но не на вышку. Я под ей три раза был. А тибе изведать станетца… Доберусь.
— Ты мне ни разу не говорил, что под расстрелом был.
— То долгая байка.
— Нам спешить некуда.
Макарыч опустил голову, ломал в руках хрупкую ветку.
— Чево тибе? Мине и годов-то ужо нимало. Грехов поболе, чем мошкары в тайге. Нешто припомнишь. Ежли их собрать, да зараз, я, почитай, худче всякой нечисти. За все нынче крест несу и ответ держать стану, кады кончусь.
Читать дальше