Эльмира Нетесова: Последняя охота

«Шкворень жив? Что ж, ничего удивительного! Вряд ли его будут искать, — усмехнулся Михаил горько. — Сколько лет разделило нас? Увидимся ли с ним? Доживем ли? Вон он себе уже место забронировал на кладбище. Сам себе цветы на могилу носит. Конечно, не впервые и не внове такой случай. Ложные похороны устраивают фартовые, чтоб сбить со следа милицию. Поначалу удавалось, но не теперь. Слишком старый прием. Достаточно навестить патологоанатома. Если не было вскрытия, никто не умирал. Хотя, конечно, случались исключения, особо в последнее время. Но Шкворень — консерватор. Ему поверят лишь стажеры, да и то вряд ли. Может, даже Олег подсказал ему такой ход? А значит, шатко его положение. Заставляют поймать, не продляют сроки. А как взять, если руки связаны? Но и на мои жалобы не обращают внимания. Случайно ли?» — задумался человек.

А за стеной Влас притих. Бандерольку раскурочил, из футболки письмо достал. Узнал почерк — руки от волнения задрожали. Как долго он ждал его! Сколько бессонных ночей мысленно говорил с паханом, убеждал, спорил, ругался, грозил. И не мог предугадать: что ж все-таки решит пахан? Будет выдергивать его отсюда? Ведь вот из зоны не достали! Даже сраный стукач на воле! Смогли его защитить, хотя кому он нужен? Неужели он, Меченый, стал западло в «малине»? Или нет кентов, кому можно доверить это дело? Теперь бы ксивы! Все остальное ерунда!

Вчитывается Влас в каждое слово:

«Не базлай, Меченый! На зону трижды возникали кенты, но не обломилось. Баксы не помогли. Ты сек, что твоя зона под особым усиленным контролем чекистов была? И потому что на границе. Вас пасли все кому не лень. Кенты «башни» ломали, но ничего не смогли. Хотели вместо тебя ханурика впихнуть, но невпротык. К зоне на пушечный выстрел «саранча» не подпустила. Пахан зоны, ваш начальник, мотался с охраной. Хотели его для разговора на гоп-стоп тормознуть, охрана двоих наших сняла «маслинами». Всего пятерых за тебя потеряли. Это только на зоне. Возникать по новой уже в глушь кенты не хотят. Придется самому тебя доставать. Ксивы уже заказаны. Сам знаешь, у кого. Они без темнухи будут. По ним хоть за границу! Бабки из твоей доли дал, как ты сам трехал. Возникну вскоре после того, как получишь это письмо. Знай, я буду под маскарадом, но лучше, если ты сам уроешь лягавого. Он один сможет расколоть меня. Для всех ментов я — жмур и похоронен на кладбище почти с год назад. У меня классные ксивы, но мусоряге, который с тобой канает, они до фени. А тут еще напоролся на стукача, он уже на воле. Вылупился, но не узнал. Не возник к лягавым, не настучал. А вот на погосте мою могилу дыбал, кенты трехнули. Коль не заложил фискал, не узнал, либо зенкам не поверил и поумнел. Выходит, хочет посеять про меня. Все же при случае урою его. Самому кайфовее дышать станет. Я сам тебя нашмонаю, ты не дергайся. Как все будет готово, не промедлю. В натуре нарисуюсь». Под написанным стоял условный знак Шкворня.

Влас мигом потерял покой. Какая там еда и отдых? Он постоянно смотрел на дорогу, следил за всяким движением по ней. Он прилип и прирос к окну, он потерял интерес даже к бабам. Перестал заглядывать в цех, а в дизельной протер зеркало и продолжал следить за дорогой. Влас стал раздражительным, вспыльчивым. Ожидание давалось ему не легко. Он даже не обратил внимания, как увеличился световой день, но радовался, что ночи почти нет и он обязательно увидит Шкворня на дороге.

Белые ночи — подарок Севера! Солнце садится за сопки совсем ненадолго, будто лишь для того, чтобы наспех искупаться и снова подняться в небо румяным и молодым. Оно улыбалось и согревало всех подряд.

Михаил никого не ожидал к себе, вернувшись с работы. А тут Валюшка постучала:

— Миш, продукты возьми! Сашка привез!

— Я ничего не заказывал!

— Мать с отцом передали. Там картошка и сало, немного лука. И мука. Река скоро тронется, запас нужен. Как без него? — поставила впереди себя тяжеленную сумку с молоком и сметаной. — Помоги! — кивнула на сани.

Мишка растерялся:

— Валя, я не могу! Это ж до конца жизни не съесть! — Округлились глаза у Смирнова.

— Неси! — помогла взвалить на плечо мешок картошки.

— Сколько я должен?

— Сколько ни жаль, — рассмеялась звонко девушка.

Едва опустил мешок на кухне, Валя с сумками уже на пороге.

— Слушай, дурно это все попахивает. Я еще не определился, а тут уже приданое как снег на голову.

— Это за мое спасение отец передал. О каком приданом говоришь? Тут только благодарность от моих. Иль считаешь недостойной? Ну, как можем…