Эльмира Нетесова - Последняя охота

Михаил отложил письмо. В глазах рябило, словно оказался выброшенным в пургу. Нечем дышать.

Он все эти годы жил ради встречи с матерью. Видел ее во снах. Разговаривал, советовался, спорил, делился всем. И вдруг ее нет…

«А может, Олег решил мне отомстить вот так? Он знал, что, кроме нее, никого не осталось и… Может, она жива?»

Нет, к письму приколота справка о смерти. Не сразу увидел, а теперь внутри все оборвалось. «Никто не ждет, никому не нужен. И она устала ждать. Да нет, не устала, ее отняли у меня! Тот, кого считал другом». Шатаясь, вышел на крыльцо. Вокруг темно, тихо, как на кладбище.

Михаил сел на обледенелый порог, обхватил руками голову. «Уж лучше б остался в пурге. Зачем живым вернулся? Для чего? Меня никто не ждет. Она все знала и переживала за обоих, а значит, вдвойне! Эх ты, Олег! И ее не пощадил. Называл матерью лишь на словах, но никогда не был сыном. Иначе не убивал бы, не терзал, сумел бы успокоить и сберечь…»

— Мишка! Пошли домой! — тянет Дамир за плечо.

— Я побуду здесь.

— Застынешь.

— Да отвяжись!

— Меня отпускают, слышь? Совсем, домой! — услышал голос Дамира. — Скоро вдвоем останетесь с этим извергом, Меченым. Я ж уеду к сыну. Хотел скоротать с тобой последние деньки, а ты косорылишься. С чего?

— Мать умерла! Понимаешь, Дамир?

— Конечно, видать старая была?

— А разве в годах суть? Мать — она и есть мать.

— Она далеко отсюда жила, а я вот совсем рядом. Теперь меня не станет.

— Куда денешься?

— Домой возвернусь. Сын адвоката нанял. Тот вон какой ушлый, добился моего освобождения. Настоящий защитник! Все наизнанку вывернул. Каждую болячку расковырял. Все почетные грамоты от вас и от чекистов в ряд построил. Хоть ты им честь отдай, если б она была! Ну до чего дотошный оказался. Все мои болезни с самого детства нашел, а какие характеристики достал! Я и не знал, что такой хороший средь вас завалялся! Ну, хоть сейчас всего орденами обложить! С работы моей так меня захвалили, если б я Катерине прочитал, она б за мной с самого погоста до избы гналась бы с палкой. От ревности. Все бабы так и говорят: почему для людей — хороший, а дома — говно? — Все-таки увел Михаила с крыльца и уже на кухне продолжил: — Золотарев почту привез. И пока ты у соседки был, меня туда позвали. Нина Ивановна враз с отчеством величать стала. Сказала, что очень мною довольная. Век такого спокойного человека не видела. Никому мороки не доставлял, работал на совесть, не отлынивал. И она очень радуется за меня. Вот я с этими бумагами приду получать документы в поселке. Золотаревы позвонили участковому, тот сказал, что насчет меня им пришло распоряжение, и я могу появиться к ним уже завтра. Но надо дождаться расчета.

— Счастливый! Скоро дома будешь. Тебя уже, наверное, ждут?

— Я им позвоню с дороги. Встретят.

— А я не сразу понял…

— Ты, Миш, не серчай, что скажу тебе. Ладно? Ведь мы с тобой давно знакомые. Все твои беды от того, что вокруг, кроме себя, никого не видишь. Вот мы с тобой сколько вместе коротали? Ни разу от тебя доброго слова не слыхал. Может, не совсем умело, но заботился о тебе, помогал, как сил хватало. А что получал? Одни окрики в благодарность! Холодный ты человек. Неужели таким родился? Иль работа изувечила насовсем? Видать, и к мамке сердца не имел. Оттого не дождалась, что силенок не хватило. Много жаловался, мало радовал и утешал. Почему говорю тебе теперь, почти перед отъездом? Зачем раньше молчал? Сам-то и дальше терпел бы. Кто я для тебя? Маленький человек, без должности и образований, стукач, как вы с Власом меня зовете. Но люди здешние не станут ругать вслед и не проклянут мое имя. Я им плохого не утворил. Может, и помнить не станут. Это лучше, чем держали б на сердце обиду годами. Тебе говорю потому, что покуда остаешься средь них. А тяжко будет. Заносчивый ты и гонористый, вспыльчивый и злой. Только свою боль празднуешь, чужую не понимаешь. Средь людей так не прожить. Свое горе зажми в кулаке, помоги другому одолеть беду. Тогда и тебя назовут мужиком. Вот они, вокруг живут, а что ты о них знаешь?

— Зачем они мне? Я здесь временный…

— Не загадывай! Не сторонись. Они о нас, чужих, заботились. Смотри, чтоб жарким летом душа не замерзла. Люди тут хорошие. Уезжать надо, а то вовсе отвык, ну, от прошлого. Тут даже участковому не на кого пожаловаться. Совсем вы без меня соскучитесь.

Михаил усмехнулся грустно. Он понимал, Дамира ему будет не хватать. Кто теперь уберет в комнате, постирает, приготовит поесть и, натопив до того, что к печке нельзя прикоснуться, сядет на скамейку напротив духовки и будет ждать его, Смирнова, долгими часами, пока тот не вернется от Лидии. Дамир никогда не ложился спать без него.