Анатолий Афанасьев - Монстр сдох

Новый огненный смерч обрушился на них, но увидел его Буга в одиночку, потому что Коля Панкратов загодя вырубился, задрав бороду к небу и глупо ухмыляясь. Буга потер ему снегом щеки, и напарник очнулся.

— Ты чего, Коля? Куда зацепило?

— А, это ты?.. Чего-то башка закружилась. Кровь-то текет. Жжет, Буга, мочи нет!

Аптечки у них не было — еще один промах. Земля стояла вверх тормашками, сверху сыпалась всякая дрянь. Не обращая на это внимания, Буга помог другу стянуть с плеч кожан, разодрал на нем рубаху и рукавами, как бинтами, спеленал рану. Крови было немного, ручеек да капелька, — это Коле помнилось, что много. Так бывает при сквозных ранениях; кажется, пять литров в песок ушли, а на деле — полстакана.

Пока Буга возился с раненым, по затылку шарахнуло какой-то чушкой: он подумал — каюк, а всего-навсего прилетел булыжняк с дороги, но так ловко припаял, что минуты две Буга промаргивался от разноцветных искристых кругов. Когда оклемался, канонада прекратилась и цепочка боевиков заново поднялась на приступ. До них теперь было рукой подать.

— Чего там? — спросил Панкратов. У него губы покрылись подозрительной розоватой пеной. Если задето легкое, подумал Буга, долго не протянет. Надо бы поскорее в больницу.

— Лежи не шебуршись... Опять поперли. Сейчас я их маленько шугану.

— Сзади следи, — подсказал Панкратов. — Сзади должны нагрянуть.

— Не учи ученого, — буркнул Буга. — Там хорек не пролезет.

Он прополз по канаве, чтобы не выскакивать там же, где в первый раз, и повторил маневр: подъем, несколько очередей, носом в снег. Цепь залегла, но ему успели ответить сразу из многих стволов, две пули его достали: одна окорябала щеку, другая впилась в правый бок пониже печени. Ощущение такое, будто в бок всадили раскаленный штырь. Буга удержал стон и переборол первую слабость. Запикала рация под мышкой. Он ответил на вызов. Ким сообщил неприятную новость: их перехватили на проселке, но сейчас они прорвутся. Ким не врал, у него обе тачки бронированные. Именно на эти машины Сумской полгода назад после мучительных колебаний отстегнул по сто тысяч зеленых.

— Держись, Буга, — попросил Ким. — Мы слышим, как тебя лупят.

— Ребята не шутят, — согласился Буга. Он вернулся к Панкратову и увидел, что тот задыхается. Черная лужица изо рта натекла на шею.

— Гляди, какой денек разыгрался, Акимыч, — улыбнулся тот другу. — Клев нынче отменный.

Безмятежное солнце стояло высоко и пометило снег розоватым сиянием. Каждый звук в притихшем воздухе обрывался хрупкой саднящей нотой.

— Ты же знаешь, — пробурчал Буга, — я зимой не рыбачу.

— Ну и дурак. По такой погоде у луночки, да с чекушкой в кармане — самый смак. Другого рая нет... Помираю, Акимыч, не обессудь.

— Не думай об этом. Все когда-нибудь помрем.

— Все когда-нибудь, а я сейчас. Малофеича догоню.

— Ким на подходе, — сказал Буга. — Через час будешь на больничной койке.

— Ты будешь, но не я, — он захлюпал носом, закатил глаза под лоб. Дыхание вырывалось со свистом. Буга не сомневался — агония.

Выглянул поверх бруствера: а цепь — вот она, почти впритык, у передних бойцов зубы сверкают. Буга приладил Колин автомат с оптикой, посшибал резвецов, как в тире. Но и сам не уберегся: полоснуло по черепу. Потрогал, правое ухо болтается на полоске кожи — дернул и оторвал. Почудилось: пополам рассекли башку, и та часть, которая без уха, обвалилась в снег.

Изо всех сил сожмурил глаза: некстати крутит, ох, некстати.

Пора было подниматься в атаку.

— Полежи пока, — обратился к Панкратову, который уже витал в немыслимых высотах. — Я отлучусь на минутку.

С двумя автоматами выкарабкался на твердое и пошел навстречу бесенятам, изрыгая огонь, как верблюд слюну — точными прицельными сгустками.

По всей дороге, вплоть до железного щита открыл смертельный покос, но победа ему не светила. Отчаянная вылазка дала короткий перевес, но после малой заминки со всех сторон устремились ответные раскаленные стрелы, разрывая, кромсая на куски могучее тело. Еще руки подчинялись ему, но сердце сбилось с ритма.

Буга прижался жаркой щекой к ледяному насту и с облегчением понял, что может наконец отдохнуть.

Больше никуда не надо спешить. Кто-то бережно поднял его на руки и покачал над землей, как в раннем детстве баюкала матушка. Он попытался вырваться, чтобы продолжить бой; тихий размеренный голос его успокоил: "Хватит! Сколько можно драться... Остынь!" — "Не я начал, — оправдался Буга. — Я всегда только защищался". "Чего уж теперь, — ровно продолжал голос. — Лучше загадай желание. Какое у тебя желание?" — "Полететь, — обрадовался Буга. — Я давно не летал!" — "Нет ничего проще", — обнадежил голос, и Буга с удивлением обнаружил, что впрямь сидит за штурвалом турбоносца, забирающего под острые крылья облака, планету и звезды. Никогда у него не было машины, которая так безупречно слушалась малейшего прикосновения. Буга звонко рассмеялся, утирая ладонью слезы счастья. Вот и пришло к нему постижение сути вещей. Человек рожден реактивным штопором, а не сопливой козявкой. Чтобы это понять, надо всего лишь умереть.