Потом Гурко задал несколько вопросов, которые удивили Бугу, потому что не касались существа дела, лишь удовлетворяли любопытство, хотя по-своему были точны. Из них следовало, что о наезде на банк Гурко осведомлен полнее, чем думал Буга. Гурко спросил:
— Вы полагаете, во всех финансовых операциях Сумской доверяет только Кривошееву?
Буга ответил:
— Да.
— Что скажете об этом Кривошееве?
— Старая, прожженная сволочь.
— Способен на двойную игру?
— Не только способен, он ее всегда ведет.
— И тем не менее Сумской ему доверяет?
— Обычно он в курсе всех его махинаций, хотя Семен Гаратович об этом не подозревает.
— Вы умный человек, Захарчук, — похвалил Гурко, и нельзя сказать, чтобы Буге это не понравилось. Чуть погодя, проводив глазами стройную мамашу с коляской, Гурко поинтересовался:
— Сумской спит с Агатой?
— Думаю, ему сейчас не до этого.
— Похоже, эта дамочка сама выбирает, кому до этого, а кому нет.
— Верно, дамочка шустрая, любвеобильная, но Сумского тоже надо знать. Он с кем попало не ляжет.
— Да?! Любопытное наблюдение. Скажите, Буга Акимович, вы тщательно ее отследили? Я имею в виду не амуры, а в общем, так сказать, плане?
Буга смутился, застигнутый врасплох. Прокол, да еще какой! Появление в доме этой женщины, ее неожиданное полновластие могли насторожить кого угодно, но Буга не придал этому значения. Его сбил с толку, отвлек психоз Сумского, который как раз зациклился на Агате.
Так бывает в жизни, редко, но бывает. Одна нелепость перекрывает другую, клин вышибается клином. Зловещие намеки Сумского на то, что Агату будто бы прислали за ним из преисподней, все его ужимки и гримасы шизоидного толка, поведение самой Агаты, активно лезущей на рожон, все это помешало Буге принять ее всерьез. Потаскушка потянулась к потаскушке, на пару травят мужика, — что тут может быть еще?.. Да все, что угодно.
Ему было стыдно перед Гурко за свой промах.
— Полагаете, ее подослал Самарин? — спросил смущенно.
— Кто такой Самарин?
Теперь, кажется, и Гурко решил поиграть в простачка, но Буга не обиделся. Что заслужил, то и получи.
Он рассказал все, что успел разузнать про законспирированного монстра, про его колоссальную власть, про империю, раскинувшуюся от Магадана до Москвы. Сведения обрывочные, скудные, но Гурко слушал с интересом. Даже ни разу не взглянул на часы. Задумчиво посасывал сигарету. Когда Буга умолк, зябко запахнулся в куртку.
— Как думаете, Буга Акимович, соберется к ночи снегопад?
— Пожалуй, да, соберется.
— Хорошо, — улыбнулся Гурко своей неторопливой улыбкой. — Прямо триллер какой-то. Несчастный банкир, вымогатели, женщина-вамп в роли наводчицы, таинственный магнат, дергающий за веревочки, палач секир-башка — аж дух захватывает. Драма в духе незабвенного Эдгара По... Но все же, что вы собственно от меня хотите, дорогой Буга? Я ведь, знаете ли, давно отошел от практических дел.
— Помогите завалить Самарина. Один никак не управлюсь.
— Как это завалить? Уточните, пожалуйста.
Буга объяснил, что поскольку Самарин-Кисель представляет собой угрозу не только для Сумского, но, рассуждая шире, для всего общества в целом, как бы являя собой абсолютное преступление, то кто-то должен его остановить. В обычных условиях эту задачу выполняет государство, собственно, насколько он, Буга, понимает, зачем оно и создано. Он много думал об этом, много читал и пришел к выводу, что если государство не способно защищать своих граждан от насилия любого вида, соблюдая так называемый Закон, то, в сущности, его наличие теряет всякий смысл. Оно становится даже обузой для налогоплательщиков, вроде нароста на коре дерева. Как это и произошло в нынешней России. Поэтому, заметил Буга, он в принципе готов взять на себя карательную функцию, но что касается Самарина, то тут у него слишком мало силенок.
Гурко глядел на него со все возрастающим изумлением. Поначалу Буга Захарчук показался ему простым мужиком, служакой, правда, возбужденным какой-то завладевшей им идеей, и вдруг этот мужик начал рассуждать, как выпускник филфака, употребляя слова "антураж", "функций", "государственные институты" и так далее, причем в его незамысловатых умозаключениях таилась глубина и убежденность, свойственная лишь очень уверенным в себе людям. И главное, Гурко вполне разделял его мысли. Недаром Гельвеций заметил:
"Нам кажется умным тот человек, который думает так же, как мы".
— Проще говоря, — сказал Гурко, — вы предлагаете замочить супостата?
Читать дальше