Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Колыма

— Теперь все позади, — отмахнулся Яровой.

— Вы по делук нам?

— Естественно.

— Что вас привело?

— Теперь меня интересует Беник.

— Ах этот?! — побагровел начальник милиции.

— Бывший поселенец.

— Я понял!

— За что его отправили отсюда?

— Из личных соображений.

— Как? Личное?

— Не удивляйтесь, именно так. — И начальник милиции начал свой неторопливый рассказ.

Яровой слушал, удивляясь превратностям судьбы, разнице судеб. И сочувственно кивал головой. Как не понять?

А седой начальник милиции говорил:

— Нина много раз встречалась с ним в селе. Он ни разу не узнал ее. Даже не остановился. Она на войне в двадцать лет поседела. Ну и ранения сказались. Сами понимаете. Оттуда пусть не целым, но хоть живым вернулся и то счастье. Сколько она перенесла, я, мужчина, удивлялся. Одну жизнь за двоих прожила.

— Извините, но в данном случае, меня интересует он! — не проживший и одной жизни нормальным человеком. Только ли из-за нее вы его отправили отсюда?

— Нет. Не только из-за Нины! У нее двое детей было. Теперь они мои! Я их ращу и воспитываю. Старший сын нынче поступать в институт будет. Младшей еще учится.

— И что?

— Так ведь они ему племянниками доводятся!

— Они его знали?

— Нет!

— А он их?

— Тоже нет.

— Так в чем дело?

— Я вынужден был объяснить ему причину его переотправки, в другое место. И рассказал ему. Все! О ней. Упомянул о детях. Сказал честно, что не хочу, чтобы он их знал, а они его. Не хочу, чтобы было общение! Ведь он виноват в ее смерти! Этот негодяй! Он убил ее!

— Да, но не знал! Без умысла на то! — ответил Яровой.

— Только умысла и не хватало? Да, заподозри я это, не на поселение бы отправил! А сами понимаете куда! Умысел! Да он, подлец, не стоил и грамма ее усилий. Она просила за него. Вот и прислали его к нам. На ее беду. Если бы я знал, что все так случится! — сокрушался начальник милиции.

— Да, но порядка в работе и выполнение всех правил безопасности от него требовали всюду. В лагере и здесь. Кстати, а почему вы не сказали ему, что у него сестра? Сразу почему не сказали?

— Нина просила не говорить.

— Какая причина была?

— Хотела увидеть его человеком. Ждала, что изменится. Исправится. Чтоб дети не стыдились ее брата. И люди на него не показывали бы пальцами, как на бывшего вора.

— Да! Значит, выжидала? Когда хорошим станет! Без ошибок! Чтоб не стыдно? Но, дорогой вы мой, ему для этого нужно родиться заново. Исправиться человеку не так-то просто. Здесь помощь нужна, а не наблюдение со стороны. Человек способен исправиться в родной семье куда как быстрее, чем в одиночестве или в среде себе подобных преступников.

— Может вы и правы. Но не в отношении Бени.

— Почему же?

— От человеческого в нем маловато осталось.

— Возможно. Вот поэтому и я здесь. Подозреваю его в убийстве, — глянул на начальника милиции Яровой.

— Беньку? — привстал тот.

— Да, его, — и рассказал о деле, по которому он оказался в Тигиле.

— Быть не может! — вскочил майор.

— Почему?

— Я же говорил вам! Только что. Он трус!

— Пока был поселенцем!

— Он все с оглядкой делал. Каждый свой шаг высчитывал, чтоб снова не попасть в лагерь!

— Как знать! Здесь у него не было врагов, вот и высчитывал. А там, в Армении — прежнее верх взяло. И из вашего осторожного Бени он снова стал Клещом.

— Нет! В тот день я приказал ему! Я— начальник милиции! Уж тут-то полная гарантия безопасности! И то не согласился! Не верю!

— Я вас ни в чем не убеждаю. Тем более, что прежде всего мне самому нужно в этом убедиться и поверить, что именно он убийца! Он и никто другой!

— Так вы о нем хотите все знать?

— Конечно.

— Верно решили.

— Скажите, с кем он здесь общался больше всего?

— Со мною.

— С вами?

— К вашему удивлению. Но это так. Я же говорил, что таскал его с собой на рыбалку. Сто лет она мне была нужна. Рыбы в магазине сколько хочешь. Любой! И бесценок! А времени кучу на эти глупости убил. Все ее просьбу выполнял.

— И о чем вы говорили?

— Он со мной настороже держался. Сами понимаете. Мое положение его смущало. Не понимал, зачем я его с собой таскаю. Остерегался.

— Он о себе вам говорил?

— Да. Немного.

— Что именно?

— На судьбу жаловался.

— А о лагере?

— Говорил. Тоже жаловался. Особо на какого-то заключенного. Из-за какого ему срок добавили.

— А подробнее можно?

— Подробнее неловко.

— Почему?

— Нецензурщина.

— Ну, а суть?

— Что суть? Какая суть? Счеты у них были какие-то. Свои. Обделил он его чем-то. Тот.