Анатолий Афанасьев - Ужас в городе

– С прошлого года.

– Как же ты, такой молодой, здоровущий, обходишься без нашего брата? Для здоровья вредно. Можно упреть. Или забегают юные поселянки?

Облизнула пухлые губы, улыбнулась смутно. Вроде в каком-то кино он видел такую же сцену. Соблазнение юного дебила.

– Не надо так со мной шутить, Ира.

– Почему, миленький?

– Боюсь сорваться.

– И что сделаешь?

– Отграхаю, мало не покажется. Потом стыдно будет.

Не надо.

Их взгляды скрестились, никто не "хотел уступать. Ее бирюзовые глаза заволокло тяжелым туманом.

– Да ты орел, миленький, ох орел. Как я сразу не разглядела… Что ж, попробуй. Я в принципе не против.

На дворе тявкнул Гирей, подал знак. Хозяин вернулся.

– Не успели, – вздохнула красавица.

– Может, в другой раз, – ответно загрустил Егорка.

Федор Игнатьевич в свои семьдесят с хвостиком лет не выглядел стариком, напоминал прокаленное солнцем сухое дерево на опушке леса. Поджарый, чуть сутулый, с длинными руками. С густой шапкой темных с проседью волос. Лицом тоже смахивал на опаленную головешку, но на продубелой коже, под выцветшими бровями заревым светом пылали темно-синие, с угольком, проницательные глаза. От таких глаз не укроешься, и это сразу понимал всякий, кто с ним встречался. Впоследствии первое впечатление всегда подтверждалось. Окрестные жители давно почитали Жакина за лешака и без особой надобности к его жилищу не совались.

На гостью лишь раз взглянул с порога и все про нее понял. Поздоровался, сел, обратился к Егорке:

– Ну-ка, плесни горяченького, уходился нынче… – потом к женщине:

– Говори, залетная, за чем пожаловала. При нем не стесняйся. От него тайн нету.

– Меду пришла купить, – пояснил за женщину Егорка.

– Какого она хочет меду, – хмыкнул старик, – у нее на лбу написано. Верно, девушка?

С приходом Жакина женщина вмиг посерьезнела, съежилась, будто застеснялась. Какую-то новую затеяла игру. Егорка ей не завидовал.

– Меня Ириной зовут, из поселка я.

– Вижу, что не с неба, – авторитетно подтвердил Жакин. – Дальше что?

Открылось следующее. Ирина Купчинкова приехала в Угорье в конце зимы, но уже обжилась, работала в городской больнице медсестрой. Она из Владивостока, и сюда ее занесло по подметному письму, в котором сообщалось, что в Угорье прячется ее беглый муж, с которым она связана большой любовью, а также пятилетним дитем, оставленным временно на бабку. Мужа не нашла, письмо оказалось враньем, но всю наличность истратила на дорогу и теперь, пока не накопит на обратный путь, ей деваться некуда. Ирина об этом не жалела, народ приветливый, веселый, лучше, чем в Приморье, и оклад ей положили солидный. Но суть не в этом.

Третьего дня Ирина с подругой пошла скоротать вечерок в кафешантан "Метелица", где по вечерам гуртовались легкая на забавы молодежь и обеспеченные люди средних лет. По культурному значению для местного населения "Метелицу" можно сравнить с известными столичными притонами, где собираются новорашены, чтобы подурачиться всласть. Масштаб иной, а содержание то же самое: картишки, тотализатор, дурь.

В кафешантане Ирина познакомилась с двумя солидными кавалерами, прибывшими из Саратова якобы в секретную командировку. Вели они себя грубо, нахраписто, и Ирина решила от них отделаться. Правда, они сулили ей золотые горы, но она, увы, давно не девочка и знает, чего стоят обещания пьяных подонков.

Гостья увлеклась собственным рассказом, щеки пылали, глаза светились вдохновением, и Егорка слушал ее с удовольствием, представляя себе, что могло между ними произойти, если бы не подоспел Жакин. Зато Федору Игнатьевичу надоела ее возбужденная болтовня.

– Все это любопытно, девушка, но ты же не за тем пришла, чтобы рассказать, как ловишь клиентов?

Ирина тряхнула прической, словно остановилась на бегу, но ничуть не обиделась.

– Я уже собралась домой, когда тот, что постарше, Вадиком его зовут, вдруг говорит: если будешь себя хорошо вести, мы тебя с Кривым в Москву заберем. Хочешь в Москву? Я в Москве ни разу не была, почему не поехать…

Не с ними, конечно, но так просто… Вы же, говорю, вроде из Саратова? Вадик смеется, может, говорит, из Саратова, а отседа прямо в Москву. Стребуем должок с одного фраера и завтра-послезавтра отчалим. И Кривому кивает: верно. Кривой? А у того будка как вот ваша печка. Заржал, чего же, говорит, с такими башлями, какие у нас будут, не навестить столицу-матушку. Пьяные оба уже в грязь. Ну я не побоялась, спросила: с кого, дескать, должок собираетесь брать? А он и говорит, Вадим, то есть: не твоего ума дела, сучка. Есть туту вас в тайге колдун, прячется от людей, казну затырил. Вот мы его и тряхнем. Верно, Кривой?