Анатолий Афанасьев - Ужас в городе

– Тут пятьдесят тысяч. Это задаток.

Лопух почувствовал, как зачесалось между лопатками.

Такого гонорара (задаток!) ему еще никто никогда не предлагал. Но, в сущности, на деньги ему было наплевать.

Хорошо хоть, что пошел нормальный разговор.

– Что нужно сделать?

– Много чего. Сначала хочу услышать твое согласие.

Принципиальное.

– Согласие – на что?

– Я тебя, Леня, покупаю целиком. Со всем, что в тебе есть, – с мозгами, с душой и с пистолетом. Да или нет?

– Что обо мне знаешь?

– Очень много: ты братьев не продаешь.

– Кто сказал?

– Никодимов Степан Степанович.

Лопух постепенно начал приходить в изумление, а такое с ним на воле случилось впервые. Изумление было связано не с самим разговором, довольно туманным, а с диковинным ощущением, что голубоглазый богачок, с виду такой простецкий, на самом деле превосходит его во всем – и в силе, и в хватке, и в хитрости, и в стрельбе по мишеням. Но не только… Превосходит еще в чем-то, что выше слов и разумения.

Сознавать это было горько. Лопух не думал, что такие люди водятся на свете. После того, как оторвали ноги морпеху, сержанту Фомину, он считал, что один остался, могучий и неусмиренный. То есть крепышей, конечно, хватало – и крутых и всяких, – но в каждом, как в бычарах Рашидова, внутри, если пощупать, хлюпала жижа, а этот был сух, как хворост. От его веселых глаз хотелось заслониться рукой.

– Что ты задумал?

– Отберем город обратно у этих ублюдков, Леня.

Я уже Хакасского предупредил.

– Так это тебя на пустыре ищут?

– До сих пор?

Лопух не ответил. Он вдруг неожиданно для себя проникся любовью к этому чудному безвозрастному пареньку, упакованному в доллары, как в листья, и это чувство – любовь – пришло к нему точно так же, как долетает меткая пуля.

– Я жду, – напомнил Егор. – Ты со мной или нет?

Деньжищ у меня куча – не прогадаешь.

– Не справимся. – Он соврал, уже верил, что справятся, но хотел услышать аргументы. И услышал.

– Брось, Леня. Ты же знаешь, они все рыхлые. Они сами лопнут от жира, только времени много пройдет. Давай ближе к делу. Первое, нужен лидер, народный вождь.

Кого предлагаешь?

Лопух сразу ухватил его мысль, ответил:

– Ларионова Фому Гавриловича.

– Кто такой?

Лопух, посасывая вторую сигарету, рассказал про Ларионова все, что знал. Егор остался удовлетворен.

– Скажи, Леня, город весь очумел или?..

– Полагаю, около трети невменяемые. Остальные попутчики. Прививка не сразу меняет нутро. Месяц-полтора проходит… После бывает откат…

Еще около часа они проговорили в полном согласии.

За это время перемена, случившаяся с Лопухом, завершилась. Он готов был подчиняться беспрекословно, как когда-то подчинялся майору Шмелеву на Кандагаре, вечная ему память, и чувствовал сладкое трепетание ноздрей от вновь обретенной готовности к подчинению – не человеку, а чему-то высшему, несказанному, что нес в себе этот человек. Всю информацию, которую накопил на службе в мэрии выложил, как на духу. Долго обсуждали фигуру доктора Шульца-Степанкова, федулинского кудесника. Его Леня Лопух знал тоже хорошо: Генрих Узимович иной раз заглядывал к Монастырскому пропустить рюмочку анисовой настойки. Им было о чем поговорить – оба интеллигенты с творческой жилкой, каких в Федулинске немного. Доктора два года назад Хакасский выписал из Мюнхена, это действительно отменный специалист-психиатр. Он возглавил службу химического Воздействия на федулинское поголовье и добился блестящих результатов. Хакасский, кроме того что платил ему бешеные гонорары, спроворил через своих московских дружков (совершенно официально, президентский указ) орден Андрея Первозванного и наградил им ученого помощника аккурат на католическую Пасху, чем самолюбивый немец остался очень доволен, хотя виду не подал, а орден вскоре презентовал своей юной любовнице Наташе, модельерше из салона мод "Карден а-ля Петрищев".

С тех пор, демонстрируя вечерние туалеты, Наташа обязательно цепляла на грудь сверкающую безделушку.

– Ему около шестидесяти, – закончил рассказ Лопух. – Договориться с ним можно, все зависит от суммы.

Когда обо всем вчерне условились, Егор сказал:

– Есть просьбишка личная. Мне сейчас в город соваться не след, а там у меня невеста осталась. У Хакасского в наложницах.

Лопух сразу сник, хотя до этого был в приподнятом состоянии духа и выкурил полпачки сигарет, дневную норму.

– Огорчу тебя, Егор.

– Ну?