Анатолий Афанасьев - Ужас в городе

– Просто так убивают тараканов, – назидательно объяснил Хакасский. – Для людей смерть должна иметь воспитательное значение. Впрочем, это так – абстракция.

Те, что внизу, разумеется, давно не люди. Это ведь все бывшие совки.

Он успокоился насчет подопечной. Какое уж там сопротивление. Обычная чувствительность умственно недозрелой славяночки.

В этот миг произошло нечто необычное. Рядом с ним, неизвестно каким образом миновав многочисленную охрану, возник молодой человек лет, пожалуй, двадцати трех – двадцати пяти, совершенно нефедулинской наружности. В серьезном взгляде молодого человека не было и тени шизофренического федулинского счастья. Хакасский не испугался, но на всякий случай сунул руку в карман, где лежала самострельная авторучка, личный презент Рашидова. Он не терпел подобного рода неожиданностей.

– Ты кто? – спросил он, дружески улыбаясь. – Откуда взялся? Хочешь попытать счастья на ринге?

– Я заберу у тебя город, – ответил юноша. – И вот эту девушку.

Хакасский не удивился. Сумасшедших в городе хватало. Несоразмерные дозы прививок, новые препараты, спешка, нехватка квалифицированного медицинского персонала – все это часто приводило к различным, иногда самым экзотическим маниям у подопытных, в том числе, естественно, мании величия. Недавно один горожанин, бывший наладчик вакуумной аппаратуры, взобрался на статую Владимира Ильича Ленина, принципиально оставленную в центре Федулинска, и, крикнув, что он ракетоноситель, грохнулся с нее оземь. Да и вообще много было всяких забавных случаев, связанных с некоторой форс-мажорностью эксперимента. В молодом человеке настораживало другое: у него был какой-то подозрительно осмысленный облик, да еще с насмешливой искрой в глазах.

– Почему бы и нет? – сказал Хакасский, продолжая дружески улыбаться. – Берите и город и девушку. Все что угодно. Разве мне жалко?

Сам же проделал следующее: достал авторучку, похожую на толстую гаванскую сигару, и одновременно подмигнул ближайшему охраннику, Гоше Быку, известному тем, что на спор он запросто пробивал оловянной башкой деревянную перегородку любой толщины. Гоша его понял, и "сигара" уже готова была рыгнуть свинцом, но ничего путного из этого не вышло. Чудной паренек, появившийся невесть откуда, оказался стремителен, как дьявол. Ни Хакасский, ни Гоша Бык, и вообще никто из ближайшей обслуги не успели уследить за его движениями. В мгновение ока драгоценная авторучка взвилась в воздух, выбитая неуловимым прикосновением, Гоша Бык неожиданно для себя получил страшный удар по темени, опустивший его на колени, а шустрый мерзавец уже нырнул с помоста в толпу зрителей. Но это еще не все. Хакасский, увлекшись загадочным полетом авторучки, вдруг ощутил ледяную тяжесть в паху, горько охнул, схватился руками за живот, обнаружив, как резко изменились привычные очертания мира. Говорить и дышать он пока не мог, лишь изумился до крайности: он же мне яйца разбил! Однако все произошедшее было столь невероятным, что и эта мысль воспарила следом за авторучкой, будто сизый голубок.

– Вам нехорошо, Александр Ханович? – участливо спросила Анечка. Она попыталась поднять его с земли, но он не вставал. Глядел на нее воспаленным взглядом, обещающим мучительную участь.

Но не это ее беспокоило.

Ей показалось, что Егорка ее не простит. А в чем она виновата? Это он виноват перед ней, покинул так надолго. Слабая женщина, разве могла она устоять перед всесильными чудовищами?

За Егором погнались, но с некоторым опозданием.

Он пробегал мимо ринга, когда группа преследования только начала формироваться. Рашидов, как на зло отлучившийся по малой нужде, промедлил с распоряжениями, и без его указки, естественно, никто не двинулся с места. Картина, которую он застал (извивающийся на помосте Хакасский, онемевшая толпа), его потрясла, но, наконец опомнясь, он широким взмахом руки послал стаю нукеров следом за беглецом. Адекватно проявил себя только Бока Тучков, мастер перчатки, прыгнувший на преступника прямо с ринга. Метил раздавить его семипудовым туловищем, но промахнулся. Егор в последний момент тормознул, и удалой боксер шмякнулся на асфальт пузом, расплескав вокруг фонтаны черной федулинской грязи.

– Осторожнее, сынок, – посоветовал Егор. – Так ведь ушибиться можно.

Толпа робких обывателей расступалась перед ним, давая дорогу, но Рашидов, наблюдающий за погоней сверху, не сомневался, что поимка мерзавца – вопрос немногих минут. Все оцеплено, день белый – и город его собственный. Куда тут умчишься? Он подошел к Хакасскому, который уже почти сидел, хотя в глазах у него стояли крупные слезы боли. Таким Рашидов его еще не видел, да и не думал когда-нибудь увидеть. Ему стало стыдно за соратника, начальника и друга.