Андрей Добрынин - Кольцевой разлом

-...Я не знаю, как их убедить!..

- Спокойно, спокойно. Кого вы хотите убедить?- спросил мэр.

- Штабы не отвечают,- с отчаянием в голосе произнес секретарь. - Не отвечают, и все. Но я все-таки дозвонился до командира ...ской бригады. Он мне сказал, что по закону использование внутренних войск против народных волнений запрещается и он выводить бригаду не будет.

- Какие народные волнения?!- воскликнул мэр. - На улицах никого нет, зато стреляют почем зря, из любого оружия! Это вооруженный мятеж!

- Я ему сказал то же самое,- ответил секретарь. - А он говорит, что его люди прослушали радиообращение и считают, что происходит народное восстание и восставшие стреляют, поскольку вынуждены защищаться. Он говорит, что просто не в состоянии вывести бригаду против мятежников, но это даже хорошо: если они войдут в соприкосновение, то может произойти братание и массовый переход на сторону противника. Пусть уж лучше остаются на базе.

- Пусть остаются,- согласился мэр. - Дармоеды, только мускулатуру способны качать на казенные деньги, а как до дела, сразу в кусты. Ладно, потом с ними разберемся. Как у вас дела? Попыток штурма не было?

- Не было. Нас даже не обстреливают,- ответил секретарь. - Но боевики мимо здания перемещаются постоянно. Начальник охраны приказал их не обстреливать...

- Правильно, ни к чему это,- одобрил мэр, вспомнив любимое здание, отделанное как игрушка, с облицованными мрамором современными пристройками в глубине квартала. - Что несколько милиционеров против них сделают? Тут другие силы нужны.

- Правительство Москвы, префекты и ваши замы собрались в новом здании мэрии,- доложил секретарь. - Будут ждать вас. Там и в Белом доме все пока спокойно - террористы не выходят за пределы Садового кольца.

- Понял. Закончим у президента - подъеду,- сказал мэр. - Мне уже некогда - свяжитесь от моего имени с МВД и ГУВД, потребуйте блокировать Центр силами ОМОНа и СОБРа. Нельзя же оставлять город без защиты!

- Слушаюсь,- ответил секретарь. Мэр прервал разговор и посмотрел в окошко, мимо которого проносились громадные мачтовые сосны. Он испытал то же самое ощущение бессилия, о котором говорили деятели провалившегося путча 1991 года: когда рука вместо того, чтобы ухватить рычаг, приводящий в движение всесокрушающую силу, хватает пустоту, когда все приказы, еще вчера заставлявшие действовать могучий людской механизм, звучат в той же пустоте жалким и нелепым сотрясением воздуха. Однако расслабляться было некогда - перед кортежем уже выросли ворота загородной резиденции. Мэр машинально отметил появившиеся у ворот бронетранспортеры и вокруг них - настороженных спецназовцев в краповых беретах. "Да, тут быстро сработали",- угрюмо подумал мэр. Створки ворот медленно разошлись в стороны.

В огромной четырехкомнатной квартире с высоченными украшенными лепниной потолками царила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием спящих. Квартира была меблирована богато, но как-то небрежно: казалось, что для хозяев главным являлось наличие в каждой комнате огромных кроватей, на которых сейчас, путаясь в одеялах и простынях, в тяжелом сне валялись люди, мужчины и женщины - где трое, где четверо, а где и пять человек. Шкафы, бюро и столы, шикарные, но безвкусные, модной современной работы, как бы прилагались к этому спальному великолепию и, будучи явно недавно привезены из мебельного магазина, уже успели пострадать от обилия гостей: на полировке виднелись круги от стаканов, свежие царапины и даже черные точки от погашенных окурков. На дорогих коврах валялись окурки, объедки, пустые бутылки вперемежку с мужской и женской обувью и одеждой, включая даже самые интимные предметы туалета. На столах, на бюро, на музыкальном центре, на телевизорах и на полу стояли блюдца и тарелки с недоеденной пищей, бутылки - пустые, выпитые наполовину и еще не распечатанные, и бокалы - частью пустые, а частью недопитые. Алкогольные испарения из бутылок и бокалов и от пролитого спиртного, смешиваясь с тяжелым запахом погасшего табака и густым перегаром, щедро изрыгаемым шумно дышащими легкими двух десятков человек, создавали в квартире, несмотря на высокие потолки, невыносимую духоту - тяжелую духоту притона. Духота усугублялась тем, что все форточки и окна были закрыты, поскольку хозяева квартиры панически боялись комаров.

Человек, спавший на спине, вздрогнул и зашевелился, пытаясь с закрытыми глазами натянуть на себя съехавшую простыню. Его тощее тело было все какое-то шишковатое, словно деревянное, и казалось синим, как у утопленника, от многочисленных татуировок. Знаток уголовной символики ни на секунду не усомнился бы в принадлежности тощего молодца к преступному миру, причем, согласно татуировкам, их обладатель относился к довольно авторитетным бандитам. Тяжелое дыхание спящего прервалось, он лязгнул зубами, зачмокал и плюнул в пространство, а затем с отвращением скинул со своей впалой груди руку лежавшей рядом с ним крашеной блондинки. Разлепив веки, татуированный малый уставился в потолок, с видимым усилием пытаясь определить, где он находится. Когда ему это наконец удалось, он шумно вздохнул, почесал гениталии ( спал он совершенно голым), сел на постели и начал озираться, обводя взором многочисленные бутылки, стоявшие там и сям, причем лицо его при этом выражало омерзение. Невзирая на эту гримасу, и капитан Ищенко, и многие другие работники угрозыска с легкостью признали бы в нем бандита по кличке "Акула", получившего в свое время перелом ноги и нескольких ребер при попытке отстоять от вымогателей деньги своего патрона, каковым в те дни являлся Пистон. Позднее Акула примкнул к другой преступной группировке, которая для своих нужд приобрела эту квартиру в центре столицы и накануне устроила в квартире грандиозную попойку с девицами, начавшуюся около полудня. Своего апогея попойка достигла еще засветло - все плясали и топали, а потом завалились с девицами на кровати и принялись смотреть порнофильмы, которых в квартире всего за несколько недель накопилось огромное количество. Далее Акула ничего не помнил. Кряхтя, он поднялся с кровати и по пеплу и окуркам, устилавшим ковер, босиком поплелся на кухню. На кухне царил еще больший беспорядок, чем в комнатах, грязная посуда горой выпирала из раковины, угрожая обрушиться на пол. "Баб надо заставить помыть, а то им только