Петр Катериничев - Охота на медведя

Аромат от только что приготовленного кофе был божествен, а девушка... Аня была одета в строгий костюм, роскошные волосы уложены безукоризненно, словно на античной камее. Она оставалась по-прежнему красива, но той совершенной, несколько отчужденной красотой, которой можно лишь любоваться, но не владеть.

— Ваш кофе, Олег Федорович.

— Спасибо, Аня.

Девушка вышла. Олег налил кофе в чашку, размешал ложку сахара, пригубил.

Бодрящая горечь напитка смешалась с другой горечью... Словно с наступлением утра, и Аня, и он сам вынужденно возвратились из жизни настоящей в мнимую, кукольную, и сами нарядились арлекинами, чтобы другие куклы не смогли заподозрить в нихживых.

— Олег Федорович... — услышал он по селектору.

— Да, Аня?

— Я могу зайти?

— Да. Девушка появилась через секунду, плотно прикрыв за собой дверь.

— Что-то случилось?

— К вам посетитель.

Олег посмотрел на часы: было лишь четверть восьмого.

— Контора начинает работать с девяти, — отрезал Олег.

— Я пыталась растолковать ему это, но он настойчив. Я бы не стала вас беспокоить, но... он сказал, что дело у него конфиденциальное.

— Других здесь не бывает. В чем срочность?

— Он пояснил лишь самую суть. Это касается... ваших родителей. Вернее... обстоятельств гибели... вашего отца.

Кровь мгновенно прилила к лицу, Олег зажал между губ сигарету, прикурил.

— Извините, Олег Федорович, я не должна была...

— Прекратите, Аня. — Олег поперхнулся дымом, прокашлялся, сделал глоток из чашки. — Вы уже дали команду охране пропустить его в офис?

— Да. Я хотела увидеть его.

— Ваше мнение?

— Он не врет. Он действительно что-то знает. И — очень нервничает. Очень.

Я бы даже сказала, он чего-то боится. Отчаянно.

Гринев в несколько затяжек спалил сигарету почти до фильтра, произнес:

— Пригласите его.

— Да. Еще кофе?

— Нет. Чай. Очень крепкий. Вы говорите, Аня, этот мужчина взволнован?

— Скорее, напуган.

— Тогда — коньяк к чаю.

— Разлить в бокалы?

— Нет. Бутылку. Он как-то назвался?

— Естественно. И даже предъявил что-то охране внизу: то ли водительское удостоверение, то ли читательский билет. Но я не уверена, что документы подлинные.

— Как он назвался?

— Кузнецовым. Валентином Алексеевичем Кузнецовым.

— Визитка?

— Нет. Он из простых. — Едва заметная ульхбка тронула губы девушки, и лицо ее мгновенно изменилось, стало таким, каким запомнил Олег ночью: полураскрытые, опаленные страстью губы и глубокие, бездонные глаза под бездной волос...

— Мне было очень хорошо с тобой, Аня, — произнес Олег неожиданно для самого себя.

— Мне с тобой тоже, Олег. — Лицо девушки осветилось улыбкой.

— Никакое утро не может перечеркнуть того, что уже произошло.

— Я рада, что ты это понимаешь. — Улыбка исчезла с ее губ, но взгляд остался ласковым, и заговорила она с ним, как с ребенком, которого уговаривают пойти в школу:

— Вам сегодня предстоит длинный рабочий день, Олег Федорович.

Через десять минут будет чай. Кузнецов пусть потомится?

— Да. Мне нужно сосредоточиться. Девушка вышла.

Олег закрыл глаза. И — словно настала ночь. Молодая, морозная, зимняя. И белые снежинки заплясали в двух снопах света грациозный медленный танец, и автомобиль мчался по матово блестевшей дороге, и заиндевевший бор темнел по обеим сторонам, храня в величавом своем покое что-то тайное, заповедное, сокрытое... И — нестерпимо яркий свет резанул по глазам, автомобиль сорвался с дороги, будто сорвался с земли, его потащило по склону, пока... пока не наступила тьма.

— Ваш чай, Олег Федорович.

— Спасибо, Аня.

— Вы очень бледны. Может быть, какое-то лекарство?

— Разве бывает лекарство от прошлого?

— Да. Беспамятство. Многие только его и ищут.

— Я не из их числа, Аня.

— Это очевидно. Пригласить посетителя?

— Да.

Гринев остался один. Девушка оказалась права. Солнце взошло на востоке.

Утро настойчиво стучалось в двери. И было вовсе не таким каким он представлял его в полусонных грезах.

Вошедший мужчина был лет пятидесяти, лысоват, рыжеват, одет неброско, бедно, но опрятно. Выцветшие глазки под белесыми короткими ресницами.

Определить их цвет было сложно: мужчина лишь мельком взглянул на Олега, тут же опустил взгляд и зашарил им по полу, по пустой столешнице, по краю стола, словно нашкодивший подросток, вдруг оказавшийся в кабинете строгого директора того еще времени, когда отчисление из школы за нарушение дисциплины было правилом, а не исключением.