Петр Катериничев - Огонь на поражение

Да и только ли русскому? Просто у нас все это непосредственней, бесхитростней, проще. Нет мира в душе, нет в ней и Бога, а значит, ни к чему деньги, дела, успехи… И все люди на самом деле делятся вовсе не на русских и нерусских, славян — не славян, евреев — не евреев, а, как и встарь: на добрых и злых.

Кто-то думает, что на умных и дураков: дескать, один добрый дурак может столько понатворить, что потом десять злых умников не расхлебают… Чушь это, для человека доброго есть один внутренний закон: не нанеси вреда никому. Не сотвори зла. И сколько бы меня не убеждали в обратном, какие бы ни строили теории — что есть добро и что есть зло, — каждый, даже пятилетний ребенок, осознает, поступает он хорошо или скверно. И как ни прикрывай то или иное деяние соображениями общего блага, выгоды, национальных интересов, борьбы за счастье народа или всех народов земли, все в конечном итоге придет к одному: добро это для людей и природы — или зло. И это последнее нельзя оправдать ни правом первородства, ни достижениями высот мысли, — зло сотворенное порождает только зло, и оно оборачивается против тех, кто взрастил его себе на выгоду, — болезнями, гонениями, смертью.

Ну а что такое ум — не знает никто. Конечно, не хитрость, ибо хитрость, по Ларошфуко, «признак недалекого ума». А только ежели спросите, кто умнее — академик общественных наук, причем «национальный», да еще и дважды герой умственного труда, или неграмотный мужичонка, считающий землю не то чтобы плоской, но и не круглой, умеющий сладить погреб и истопить баньку и завсегда выгадывающий от прижимистой жены на «чекушку», — так я не скажу. Потому как не знаю. Мне для этого поговорить с человеком надо, потолковать…

Оконные стекла слезятся дождем… Сейчас сесть бы с другом поуютнее, распить бутылочку-другую под хрустящие огурчики и сало, под разговор уютный, московский…

Жаль — время не пришло.

Странно — потянуло меня по дождичку на философические обобщения… Хотя — меня можно понять. А значит — и простить.

Объявившись в Москве, я решил сразу «привязываться к местности». Не в смысле — рыть окопы полного профиля и искать свои координаты на топографической карте, а в смысле — узнать, кто чем дышит в столице и дышит ли вообще. На это нужны время и уединение.

Потому как по приезде я имел немного: сведения о том, что существует некая Организация, имеющая компрометирующую и иную информацию на людей бизнеса, политики, власти. Причем на людей самого высокого уровня или близкого к нему.

Некоторые полагают, что люди политики и люди власти — одно и то же. Дудки!

Политики лишь время от времени получают возможность влиять на дела страны, и то опосредованно, через аппарат. А вот аппарат — это реальные люди власти: они профессионалы, им непросто найти равноценную замену, да и высокая корпоративность в любой сфере деятельности — будь то дипломатия, военное ремесло, разведка и контрразведка, административные структуры — позволяет людям политики менять только небольшую их часть.

Просто за долгие годы того, что у нас именовалось социализмом, а значит, и было им, у людей сформировалось ощущение, что политика, власть и карательный аппарат — одно и тоже. Прямо по Вовочке; «Государство есть аппарат насилия…»

Итак, Организация заинтересована в существенном влиянии на политиков и людей власти с целью получения сверхвысоких прибылей. Это как минимум. Ну а как максимум — «тихого» захвата этой власти на всех уровнях, включая самый высокий.

Я же, как Буратино, обладаю заветным золотым ключиком. Вот только в хижинах моих — ни в приморской, ни в московский — нет никакого намека на дверь в стене, даже завешенную старым полотном.

Так что мне необходимо этот «Сезам» отыскать и уничтожить, желательно — не вскрывая. Бед там не меньше, чем в ящике Пандоры.

Всех дел-то…

Со Светланкой на вокзале расстались очень дружески. Решили, что нас сближает не только духовная общность — интерес к обитателям Изумрудного города, но и страсть к экзотическим видам спорта вроде пэйнтбола или секса в труднодоступных местах, а потому есть смысл встречаться для развития упомянутых качеств. «Репетицио эст матер студиорум» — констатировали древние римляне и были правы.

Мы обменялись телефонами и разъехались на такси в разные концы Москвы.

Почти по-английски.

Дома меня ожидал сюрприз. Во-первых, уже у двери я ощутил непередаваемо-восхитительный запах копченой грудинки. А когда сосед Толик открыл дверь, я чуть не упал от тех ароматов, какими была наполнена квартира.