Петр Катериничев - Тропа барса

Автархан молчал. Хотя было серьезное желание встать и врезать этому шмаровозу по хлебальнику. Самолично. Чтобы разевал пасть по делу. Но — школа… Опер, кум или следак не то что подобную козлятину слушать будут со всем вниманием, ежели им информации нужно нагрести, но и глазенками лупать станут сочувственно, и вздохнут впопад, и поддакнут, и глянут участливо, чуть не со слезой: вообще-то мы знаем, это жизнь такая, а ты — просто зайка, белый и пушистый… На эту подлянку сявки и ловятся.

— Короче, отъехал в скверик, за «Валентином» тем, и под аркой дома встал. Тебя никто не видит, а ты — спокойнехонько сидишь. Из арки той можно и обратно на Леонтьева и, если аккуратненько через двор притереться, на Колядинскую выскочить. Но этого, кроме своих, и не знает никто. Жильцы надолбов нагородили, чтобы все кто ни попадя двор колесами не рассекали, а я знаю: впритирку да левой стороной на бровку въехать, дуры те, надолбы, как раз и обойдешь. Короче, местечко по мне, в самый раз.

Гляжу, а в сторонке — «волжанка». Тоже тихо так притаилась. А в ней — мужик. Я спервоначалу подумал: какой свой брат «грач» присоседился, а только… Когда «грачуешь» уже не первый год да по таким злачным, чужие тут за просто так не поработают, не мне вам говорить.

А тут как раз пальба началась. Да какая! Вот, думаю, е-мое! Пора и ноги в руки, а то ведь… А мужичок тот, что за рулем сидел и не маячил, вылез и неспешненько так пошел через сквер. К месту пальбы. И в каждой руке — по стволу. Только махонькие, у моего пацана такой водяной, спринцовка. Совсем мелкие.

— Как он выглядел?

— А разве рассмотришь путем? Крупный, грузный… Но вот что интересно: шел легохонько, что твоя кошка, да притом… — Водила наморщил лоб, пытаясь подобрать подходящее слово. — Во! Беззаботно он шел, вот что! Словно не на войну, а на пикник развлекаться! Этакий променад… Если бы не стволы в обеих руках…

— Это точно были стволы?

— А то…

— А лицо?

— Да не рассмотрел я лица!

— Это как же? «Волыны» разглядел, а лицо — нет?

— А это кого что волнует! Мне с его лица воды не пить, а вот пистолетики…

Короче, меньжанул я. Думаю, заметит, волчара, решит: за ним пасу… И закатает пару «маслин» в лобешник — привет родителям. Киллер, мля…

Водила перевел дух, словно заново переживая охвативший его тогда страх. Спросил:

— Закурить бы…

Автархан сделал неуловимый знак рукой, рядом с водилой объявился парень, швырнул ему в руки распечатанную пачку «Мальборо». Тот вытянул сигарету, вдохнул аромат:

— Нелицензионка, контрабандный товарец, а? И замер, ожидая, пока поднесут огонька. Но давать прикуривать этому шмаровозу — совсем западло для братана. Он и не дождался. Пошарил по карманам, нашел спички, чиркнул, затянулся, выдохнул дым. Косонул на стул, но сесть ему так и не предложили.

— Ну вот, — продолжил водила. — Вернулся этот киллерюга через пяток минут.

Честно, я бы слинял уже дворами, как хотел, а только… С заднего хода, из «Валентина», почти сразу, как тот исчез, вышел другой мужичок: худощавый, вроде пацанчик. И тоже спокойный как удав. Направился прямиком к той «волжанке». Плюх за руль. Вскорости и большой вернулся: видать, отстрелялся! Сел рядом с водителем. Ну а я себе думаю: попал ты, Покоренко! При таких раскладах не пляшут: четыре сбоку, ваших нет! Только заведусь, эти услышат мотор — и гайки.

Сидеть тихо как рыба об лед да сопеть в две ноздри — что еще-то оставалось?

И эти двое сидят, как в засаде: ждут кого-то. Габаритки все потушены, стекла тонированы, да и стоит бибика как пустая. И не одна она: там, в скверике, частенько машины накоротке оставляют. Если не крутые, кому они в угон нужны? А толкануть сейчас «двадцатьчетверку» — беспонтово. Правда, стоял там и крутой «кар» — «ниссан-патрол». Или хозяину наплевать было, что его «колесам» ноги приделать могут, или настолько он кучеряв, что умчать его тачку без соизволения — все одно что лоб зеленкой намазать: пять лет расстрела и каждый день до смерти!

Водила вдруг рассмеялся.

— И что вы думаете? Рванул тот «ниссан», как хлопушка. Это чуть потом, когда ментура уже подъехала и шерстить кабак начала. Мне, по правде, и спокойнее стало: думаю, при ОМОНе мочить меня эти, из «Волги», не станут: в ментовском ОМОНе те же отморозки, факт — сначала решето из тебя сделают, потом фамилию спросют. Так и приготовился в родном «москвичонке» ночь перекоротать; думал было и вздремнуть, да вздремнешь тут, как же… Все ж на нервах! Отлить хотелось, спасу нет, а дверцу открыть боюсь, чтоб не щелкнуть или еще чего… Чтоб им так жить, этим из «Волги»! А тут эта дура возьми и рвани! Ну тачка, «ниссан» которая!