Петр Катериничев - Тропа барса

— Извини… Не знаю, чего я завелась… Это все коньяк. Я выпью еще?.. Все никак не могу согреться…

Гончаров молча разлил коньяк по рюмкам.

— А можно мне в стакан? — попросила девушка.

— Полный? — удивленно поднял брови Олег.

— Половину. Извини. Я что-то совсем расклеилась. Будто у меня внутри была пружина, а сейчас завод кончился… Извини…

Морщась, Алена выпила коньяк до дна.

— А теперь — в ванну…

— Полотенце в шкафу.

— Ага. Я найду. Да… Еще… Все мои вещи остались в сумке… Там, в кабаке.

— Никаких проблем. К сожалению, дамы сердца у меня нет и предложить тебе что-то более подходящее, чем мои рубашки, я не могу.

— Спасибо. Этого достаточно. Пока… Я пошла…

— Давай. Акул боишься?

— Акул?

— Ага.

— Наверное, боюсь.

— Не бойся. Плавай спокойно. В это время года их нет.

— А раньше были?

— Ага. Китовые. Сейчас ушли.

— Далеко?

— Как всегда, к берегам солнечной Австралии.

— Пешком?

— Ты удивишься, но вплавь. Через Беломорско-Балтийский канал. Они всегда так делают.

— А жаль, — вздохнула девушка. — Китовых я как раз и не боюсь… — Подняла на него глаза: на ресницах блестели слезинки. — Спасибо тебе.

— Не за что.

— Есть за что. Ты добрый.

Олег остался на кухне. Налил себе кофе, плеснул чуть-чуть коньяку. События вечера и ночи мелькали каким-то калейдоскопом, мужчина чувствовал усталость, но внимательно, словно в замедленной киносъемке, прокручивал в памяти все происшедшее. Цель была проста: вспомнить, не допустил ли он ошибки. По опыту он знал: мы переживаем прошлое, чтобы выжить в настоящем и иметь надежду на будущее. Надежда — это уже не так мало.

Прислушался, взглянул на часы. Уже минут тридцать, как девушка ушла в ванную, и с четверть часа, как стало тихо. Совсем тихо. Ни всплеска. Обеспокоенный, он вскочил и быстро пошел в ванную. С маху рванул дверь, та оказалась незапертой, гулко стукнула о стену. Алена лежала в воде с закрытыми глазами, укрытая пеной.

Взгляд мужчины метнулся на подзеркальник, он облегченно вздохнул: бритвенные лезвия покоились в предназначенной для них коробочке и было заметно, что их никто не касался… Черт! Нервы.

Все-таки Олег подошел, тронул лоб девушки. Аля действительно спала. Он легонько коснулся ее плеча, произнес:

— Э-эй…

Аленка отключилась. Напрочь. Олег знал, так бывает: организм защищает свой «управленческий аппарат», нервную систему; сон тогда похож на полную летаргию, во сне мозг пытается справиться с обрушившейся на него махиной информации, обрабатывая и детализируя одно и напрочь стирая другое, то, что может привести к надлому психики и гибели организма. Олег помнил: так спали молодые пацаны на войне после нескольких дней боев. Сначала не спали вовсе, не могли, потом наступал такой вот «убитый» сон. И еще — так спали только молодые. Комбаты — те глушили себя алкоголем. Война была их работой.

Гончаров аккуратно подхватил девчонку на руки, отнес на свежезастеленную постель. Она тихо застонала во сне, попыталась отбиться от чего-то, несколько раз взмахнув руками… Олег прижал ее к себе и держал, пока ее тело не обмякло расслабленно… Уложил на постель. Замер на мгновение, ослепленный ее беззащитной наготой… Красота спасет мир, он и создан Богом для таких вот девчонок, они согревают эту землю своим теплом и заставляют ее вращаться…

Девочка обняла обеими руками подушку, свернулась в клубочек. Олег накрыл ее толстым одеялом, плотно подбил края. Наклонился, подул на лоб — так делала его мама, отгоняя от маленькой сестренки дурные, гибельные сны… Девочка дышала ровно и спокойно. Она спала.

Олег пошел в ванную, залез под душ, делая струю все горячее, насколько возможно, потом — пустил ледяную, снова горячую, ледяную, горячую… Насухо вытерся полотенцем, чувствуя, как пульсирует каждая клеточка… Натянул толстый «кусачий» шерстяной свитер, джинсы. Разыскал на антресолях видавший виды спальник, бросил на кухне, а сам сел за стол. В голове все крутилась и крутилась строчка Окуджавы: «Не обещайте деве юной любови вечной на земле…» Не обещайте.

Никому и ничего.

Сидел, слушая посвистывание закипающего чайника и мягкий шум начавшегося дождя.

За окном мягко стелился туман, и утро все никак не наступало. Плеснул в рюмку коньяку, выпил. Закурил сигарету. Нет, одиночество никуда не делось. Просто спряталось, будто серая тень, и ждет его. А вот дождется или нет — этого теперь не скажет никто. По крайней мере, в жизни его появился хоть какой-то смысл. На ближайшие несколько часов. А дальше он и не загадывал.