Петр Катериничев - Тропа барса

— По правде, все они давно за пулей гонялись.

— По правде… Кому она нужна, правда та… Кто ищет, тот всегда найдет. Помнишь пионерию?

— Еще бы…

— Всегда найдет, — словно не заметив его реплики, сказал Крас. — Кто правду, кто пулю. Да, как ты убрал Снегова?

— Элементарно, — хмыкнул Наблюдатель. — «Стрелка». С пятнадцати метров, с руки — это высокий класс.

— Сладкая малина сама себя хвалила…

— Сам себя с утра не похвалишь — весь день как оплеванный.

— Никто ничего не заметил?

— Нет. Уж очень момент был подходящий: этот Снегов схватил Куклу за руку, вскочил… Перекрыл своим сектор обстрела… Да, прямо перед тем он снова с мужиком этим цапнулся, что за столом сидел, все на это обратили внимание, разговор у них был на повышенных…

— Вот это уже славно…

— Ага. Снегова спишут на этого… э-э-э… Одиночку.

— Пусть будет Одиночка, — пожал плечами Крас.

— Это первое. А второе: на нас им не выйти. Никак.

— Ну да… Только ты да я да мы с тобой… — задумчиво протянул босс.

— Хотя Кукла описала вас Снегову. В подробностях. Но сам он уже никому ничего не расскажет. Пребывает в мирах иных.

— Нет никаких иных миров. Просто кусок разлагающегося мяса, — глядя во тьму ночи, произнес Крас. — Тьма кромешная и скрежет зубов… И огонь неугасимый…

— Что? — не понял Наблюдатель.

— Это я о своем… Кто такой этот Одиночка?

— Пока не знаю.

— Давай выкладывай соображения. Ты ведь наблюдательный малый, а. Наблюдатель?

— Не без этого.

— Ну и?..

— У парня хорошая школа. Спецназ КГБ или ГРУ.

— Или чья-то еще?

— Нет. Только два ведомства. Ему лет сорок с небольшим. Тогда других ведомств не было… Вернее… Все «попутное» замыкалось или на первых, или на вторых. Как говаривали древние, третьего не дано.

— Мы не древние. Он может быть действующим офицером?

— В нашей жизни все может быть, — меланхолично заметил Наблюдатель.

— Котин… — назвал Крас Наблюдателя по фамилии.

— Да, босс?

— Ты устал? Котин побледнел:

— Нет.

— Ты все понял из того, что я тебе сказал?

— Про приезд Лира?

— Да.

— Я все понял.

— Чтобы тебе было еще понятнее: я очень давно работаю на Лира; он на плаву до сих пор именно потому, что принимает решения, которые для окружающих выглядят совершенно немотивированными. Он поступает так как никто от него не ждет. Вряд ли он сам может объяснить причины своих поступков, он не логик или не вполне логик… За время работы с ним я не научился его просчитывать, но научился его чувствовать. К чему я это? Пока фатальное для нас решение не принято. Но оно может быть принято при малейшей оплошности или ошибке с нашей стороны. Я все это говорю, чтобы ты не расслаблялся.

— Извините, босс.

— Я повторяю свой вопрос: Одиночка может быть действующим офицером одной из спецслужб? Здешней или российской?

— Да. Исключить это нельзя.

— Второй вопрос. Могла ли эта встреча быть заранее спланирована?

— Да, но…

— С такой же степенью вероятности, как и наоборот.

— Случайность?

— Да. Пятьдесят на пятьдесят.

— Мне плохо верится в случайности. Вернее, совсем не верится, когда вокруг ложатся пули. Очень плотно ложатся. Одна к одной. Ты выяснил, кто такой этот Снегов?

— Да. Личность известная. Руководитель групп быстрого реагирования у одного здешнего авторитета. Одного из самых крутых.

— Каким боком они сюда влезли?

— Полагаю, они задали себе тот же вопрос — и пришли разбираться. Мы ведь на их территории.

— Почему?

— Вышли на героин.

— Каким образом?

— Возможно, Кукла передала сумку кому-то, кто связан с ними. Но реальна и чистая случайность.

— Я же сказал, Котин, не люблю случайностей. Они — результат чьей-то ошибки или недоработки. Если Лир решит, что нашей, то лучше застрелиться прямо сейчас. И еще, что в таком случае хотел выяснить у Куклы этот Снегов?

— Вопросов пока больше, чем ответов. Как в любой комбинации, если разработка начата только что. Со временем…

— Нет у нас этого времени, — раздраженно перебил Крас. — Совсем нет.

Он закурил, молча делал затяжку за затяжкой. Огонек сигареты вырывал из тьмы сведенные губы; лицо в этом неровном, то вспыхивающем, то затухающем свете казалось особенно уродливым, и Котин вдруг понял почему: видимо, когда мужчине нанесли эту жуткую рану, был задет нерв; несмотря на все искусство хирургов-пластиков, сделавших шрам едва различимым, лицо осталось донельзя отталкивающим — мимика левой половины не совпадала с мимикой правой, словно они принадлежали двум разным людям. Не самым добрым людям в подлунном мире.