Андрей Молчанов - Главное управление

Мысли о скором увольнении сменились убежденностью в необходимости выдержать некоторое время: мне казалось, что подача рапорта вызовет черт знает какие, но подозрения, а чем подозрения могут закончиться, тоже неясно. А потом – куда идти?

Дивиденды от полиграфической лавочки закончились, Изик выплатил мне круглую сумму отступных и с радостью со мной расстался. Партнер-бездельник, добровольно отлучивший себя от громадья его планов и будущих сверхдоходов, являл для него подарок судьбы. Теперь он был полновластным хозяином, откупившимся от захребетника. Найти второго такого Изика и заново строить бизнес представляло задачу весьма непростую. А в сегодняшней ситуации, как я с удивлением постигал, стоило ли куда и рыпаться? Хоть небольшая, но зарплата; удостоверение – индульгенция от тех же гаишников и уличных ментов-потрошителей; работа – не бей лежачего; куча смазливых девчонок из своего же ведомства – знакомства с ними, правда, я заводить из осторожности разоблачения на бытовом уровне не спешил; наконец – здоровый образ жизни: ранний подъем, обливание тазиком холодной воды и – никаких вечерних злоупотреблений. Я посвежел лицом и пьянел от трезвости мыслей и ясности мироощущения. Кроме того, я чувствовал, как во мне просыпается какой-то нездоровый интерес к милицейской стезе, и на работу шел, как начинающий актер на спектакль с первой собственной ролью. И играть ее надлежало прилежно и точно, набираясь мастерства в скромных импровизациях и на аплодисменты не рассчитывая.

Как и в каждом коллективе, в нашем секретарском кружке вились интриги, витали сплетни, дружили против кого-то и враждовали из-за доступа к начальственным телам. Меня, считавшегося родственником вице-премьера и первым кандидатом в фавориты всемогущего шефа, поначалу приняли с откровенным недружелюбием, но вскоре оно сменилось недоуменной лояльностью.

Искушенная в аппаратных играх челядь замминистра, выкручивавшая свои интересы в поделенных между собою сферах, в момент сожрала бы любого, покусившегося на вотчину их компетентности, я чувствовал это шкурой, без пояснений. Эти моложавые или же откровенно пожилые полковники обладали звериной хваткой, и от них исходила явная угроза, как от львов, охраняющих завоеванную территорию. Несмотря на разницу в возрасте, все они были схожи родственностью своих натур и характеров: подтянуты, бесстрастны, обстоятельны и значительны, как, впрочем, все опытные лакеи. Юмор здесь считался плохим тоном. Краем уха, проходя мимо курилки на лестнице, я услышал историю о своем предшественнике, кто, на вопрос бухгалтерши, пришедшей к генералу с его зарплатой в конверте и поинтересовавшейся: «Принимает ли шеф?», обронил в ответ: «Да, бухает по-черному». Спустя неполный час его должность преобразовалась в вакансию.

Здесь никто не открывал своих карт, но малозначительные, казалось бы, детали окружавшей меня обстановки наводили на размышления. Недавний день рождения нашего генерала собрал в приемной вереницу поздравителей, тянущуюся аж из конца коридора. Пышные букеты, глянцевые пакеты с подарками, чья общая стоимость, как я мгновенно уразумел, соответствовала цене средней московской квартиры. Да и наш секретарский клуб тоже отличали элегантные костюмы, явно не с распродаж турецкого ширпотреба, швейцарские часы с корпусами из драгметаллов и личные, высокого класса автомобили. Откуда это бралось? Оттуда, из жизни за нашими стенами.

Сюда, в тихую приемную, тянулось много нитей из милицейских низовых недр, от просителей из бизнеса, и здесь, в кабинетах, ничуть не похожих на суровые отсеки карательного механизма, – с коврами, канделябрами и новомодными аквариумами с экзотической фауной, – тихо, буднично и незаметно обстряпывались ведомственные и вневедомственные сделки. Но я и ухом не вел на доносившиеся изредка шорохи из этого деловитого подполья.

Я сразу же дал почувствовать окружавшей меня публике свое полное безразличие к устоям ее служебного бытия, не лез ни к кому ни за дружбой, ни за покровительством, ни за помощью, ни с вопросами. Таежный старательский опыт выживания среди немногословных, грешивших, естественно, торговлей левым золотишком крутых мужиков, где каждое слово и поступок могли стать тебе приговором, этот опыт включился, как дремлющий до поры механизм, упредитель глупости, корректор эмоций, прививка хладнокровия, оберег от гордыни.

Я не совал нос в высокие кабинеты, все свои действия согласовывал с непосредственным начальством, был корректен и предупредителен даже с молоденькими девочками-делопроизводителями, не стеснялся посоветоваться в неясных вопросах с сослуживцами и сидел себе тихой мышкой в своем уголке, благо имел компьютер с бесплатным Интернетом. Рабочий день, не обремененный особыми трудами, пролетал незаметно. Доставали, правда, всякого рода «усиления», когда приходилось то высиживать на работе до полуночи, то жертвовать выходными.